Ветер Балтики

Летчик Дашковский, штурман Николаев, стрелок-радист Элькин не дотянули до родного аэродрома каких-нибудь пяти километров...

И так иногда бывало на войне.

Возвратившиеся летчики, штурманы, стрелки в комбинезонах, унтах, держа в руках кожаные шлемы, выходили из машин усталые, с воспаленными глазами, с обветренными, пересохшими и потрескавшимися губами.

Экипажи построились, надели шлемы. К ним быстро подошел генерал-лейтенант Жаворонков. Полковник Преображенский доложил:

- Товарищ генерал-лейтенант, задание выполнили. Бомбили Берлин!

- Спасибо, балтийцы, от всего народа спасибо вам, друзья!

Генерал обнял Евгения Николаевича, горячо поцеловал.

А потом командир вместе с друзьями сел на траву. Земля была теплой, родной и близкой. Полковник трогал ее руками, ласкал взглядом и, кажется, не было еще в его жизни торжественнее минуты, чем эта минута встречи с родной землей.

"И ты будешь над Берлином!"

Героев Берлина радостным щебетанием встретила официантка Тося Валова.

- Кушайте... Кушайте, Евгений Николаевич! Петр Ильич, отведайте икорки... Свеженьких огурчиков, помидорок. Кушайте!

- А где же Фокин? - спросил у Тоси Преображенский, не видя возле себя летчика, на которого больше всего надеялся.

- Фокин? Да он как будто болен. Полковник встал и направился в комнату Фокина. Афанасий Иванович, бледный, лежал на кровати.

- Ты что, болен, Афанасий Иванович?

- Нет, устал, - хмуро ответил Фокин, отводя глаза.

- Ведь мы сегодня именинники, Афанасий Иванович! В Берлин сходили, задание выполнили.

- Евгений Николаевич, - с досадой проговорил Фокин, - я не ходил в Берлин. Я вернулся... Штеттин бомбил. Я... Я не был над Берлином!

И огромная, бритая, словно бронзовая, голова утонула под подушкой.

- Так ты же, Афанасий Иванович, еще будешь там. Непременно будешь. Ну что ты раскис? Не узнаю своего лучшего летчика. Ты не дошел? Но ты будешь в Берлине!

Фокин встал.

- Конечно, буду! Но сегодня, товарищ полковник, не могу спокойно смотреть вам в глаза.

- Да полно тебе, Афанасий Иванович. Пойдем со мной. Там все наши. Ну, поднимайся!

- Мне стыдно... Вы же, товарищ Преображенский, дошли? Вы же дошли?

- Дошли, - согласился Преображенский.

- Вы же бомбили?

- Да, мы бомбили. Хорошо бомбили!

- А погода?

- Погода над Берлином была отличной. Тихая ночь, как здесь.

- Ну, вот видите, - с грустью сказал Фокин. - Была, оказывается, погода. Да, в общем... позор один. Нет, Евгений Николаевич, идите сами к товарищам, а я не пойду.

Рано утром 8 августа 1941 года Советское информбюро сообщило:

"В ночь с 7 на 8 августа группа наших самолетов произвела разведывательный полет в Германию и сбросила некоторое количество зажигательных и фугасных бомб над военными объектами в районе Берлина.

В результате бомбежки возникли пожары и наблюдались взрывы...".

На другой день Евгений Николаевич встретил Фокина в библиотеке. Афанасий Иванович сидел с карандашом в руке над грудой книг и газет. Он сосредоточенно изучал материалы о том, как будут ученые наблюдать полное солнечное затмение 21 сентября 1941 года. Затмение начнется на Северном Кавказе, пересечет Каспий, пройдет через Аральское море к Алма-Ате...

- Все ясно, - сказал полковник, посмеиваясь. - По-видимому, старший лейтенант Фокин не собирается лететь в Берлин!

- Напрасно так думаете, товарищ полковник, - возразил Фокин вставая. Я усиленно готовлюсь к полету в Берлин.

- А почему же вы не отдыхаете? Вы спали?

- Нет, я не спал.

- Идите спать, - приказал Преображенский. - Чтобы быть в Берлине, нужно хорошо спать, строго соблюдать режим. А вы что делаете?

Их взгляды встретились.

Опустив глаза, широкоплечий Фокин молча покинул библиотеку.

А спустя два часа самолет доставил почту. Полковник получил письма от отца и жены. Он уже давно ждал от них вестей.

"Дорогой мой! Наверное, крошишь в капусту фашистских гадов?! "Не будет им мало" - это твои слова, а я знаю, что у тебя слова никогда не расходились с делом. Будь здоров, спокоен и хладнокровен, наш дорогой сокол. О Тасе и ребятенках не беспокойся, им здесь хорошо...

Мы с мамой по мере сил и возможностей ведем работу в колхозе. Но вот беда - я-то стар и болен. Хотелось бы винтовку взять... Бить фашистов.

Желаю тебе, мой родной, здоровья, удачи и больших успехов.

Папа".

"Родной мой Евгений, отзовись - узнал он знакомый почерк Таисии Николаевны. - Ты напиши мне только коротенькое письмецо в два слова: "Я здоров". Оно нас успокоит.

...Галюшка уже книжки читает. Вова подрастает. Олечке скоро четыре месяца. В семье у нас появились знаменитые художники. Смотри, читай, любуйся..."

Огромный волжский пароход плыл по реке: высокая труба, две пушки. Бурлящие потоки. Это был рисунок Вовки.

На фоне голубого неба распростерла крылья птица. На берегу реки зеленая поляна. Калиточка из хвороста. И стройный домик с черепичной крышей. Грибы возле забора, цветы в саду. Дорога к домику, и у дороги сосна.

Внизу приписка: "Милый папа. Я жду тебя возле сосны, Твоя Галя".

Полковник с жадностью прочел письма. Однако для ответа уже времени не оставалось. Он торопливо положил дорогие листочки в карман.