Ветер Балтики

- А знаете, Евгений Николаевич, не будем теоретизировать. Давайте-ка на месте осмотрим все подходы к аэродрому. Пригласите с собой комиссара Оганезова, командиров эскадрилий, инженера Георгиади - он ведь отвечает за подразделения тыла.

Через несколько минут машины уже мчались по окраине аэродрома. Да, матушка-природа тут мало чем могла помочь балтийским авиаторам. Даже расширить взлетно-посадочную грунтовую полосу с учетом господствующих тут ветров и то оказалось бы делом не из легких! Мешали каменные постройки, расположившиеся почти по самой границе аэродрома. От них тянулась естественная изгородь из зарослей кустарников к домам. Метров за двести от изгороди и домов лежало небольшое поле. Вот в этом промежутке между домами, оставляя под собой изгороди и кустарники, и предстояло взлетать экипажам Преображенского.

С другого конца полосы, где местность заметно понижалась и переходила в овраг, тянулись кустарник и мелкий лес.

- Ваша задача, - подчеркнул Жаворонков, обращаясь к Георгиади, - в ближайшие двое суток отвоевать у природы несколько сотен метров в начале и конце полосы.

Чуть забегая вперед, скажем, что матросы из тылового подразделения с помощью мобилизованного для этой цели местного населения удлинили полосу, но все равно брать до тонны бомб экипажи опасались.

Боекомплект составляли зажигательные и стокилограммовые фугасные бомбы. Впрочем, к снаряжению ДБ-3 бомбовым грузом подходили очень дифференцирование, учитывая не только состояние двигателей воздушного корабля, но и уровень подготовки летчика.

После того как меры по удлинению взлетно-посадочной полосы были намечены, опять встал вопрос, каким же способом сохранить технику. Один за другим отвергались варианты рассредоточения самолетов вдоль летного поля. И вдруг кто-то высказал неожиданную мысль, показавшуюся Жаворонкову наиболее дельной в сложившейся ситуации:

- А что, если нам поставить самолеты вплотную к сараям вон того хутора? - и указал на видневшиеся вдали постройки, крытые почерневшей от обильных дождей соломой. - Сверху прикроем самолеты маскировочными сетями.

- Только как туда рулить через заборы и борозды? - возразил Георгиади.

И все же после короткого, но горячего обсуждения решили поставить ДБ-3 впритык к хозяйственным постройкам хуторов.

- Ничего, что рулить придется по бороздам, - подвел итог спору Семен Федорович Жаворонков. - Лето нынче стоит сухое. Самолеты не завязнут.

Прилетевший через двое суток к балтийцам известный летчик Владимир Коккинаки так и не смог разглядеть самолетов с воздуха.

Товарищ генерал, - Обратился он к Жаворонкову, - а где же ваша авиация? Неужели немцы разбомбили? С воздуха я не приметил ни одного бомбардировщика, кроме дежурного звена "чаек".

- Все цело, ждем только погоды! - ответил Семен Федорович и поведал испытателю ДБ-3, каких трудов стоило замаскировать самолеты, чтобы сохранить ударную силу для полетов к Берлину.

Широкая, спокойная гладь моря. Поверхность синевато-зеленая. Она не утомляет глаза. Самолеты с каждой минутой все больше набирают высоту.

А потом неожиданно наступает темнота. Она наступает так быстро и так властно, что летчики даже не успевают присмотреться к окружающему. Главное теперь - поближе к ведущему, выдержать строй.

Пожалуй, у капитана Плоткина более, чем у кого-либо, развито чувство товарищества. И в темноте он продолжает лететь рядом с полковником. Где-то рядом Дашковский, Трычков, Гречишников. Совсем неподалеку Беляев, Финягин, Фокин. За ними идут Ефремов, Кравченко, Александров и Русаков.

Раскаленные выхлопные патрубки видны справа, по ним и ориентируется капитан Плоткин, выдерживая строй.

И пока горизонт на западе еще светел, Михаилу Плоткину легко держать место в строю. Ведомые машины идут в левом пеленге. Они хорошо видят Преображенского, так как флагман четко проектируется на светлом фоне горизонта.

А если взойдет луна? Такой вариант предусмотрели еще на земле. Тогда ведомые перестроятся и пойдут в правом пеленге. Флагмана они будут наблюдать со стороны лунной части горизонта.

В шлемофоне Преображенского слышится чуть глуховатый голос Хохлова:

- Докладываю: проходим Либаву.

В кабине становится все прохладнее.

Высота 6200 метров. Температура воздуха за бортом минус 15 градусов. Безграничны просторы Балтики!

Тускло в вышине светят звезды. В стороне черным пятном лежит земля. На высоте уже крепкий мороз. Руки тянутся к кислородным маскам. Два с половиной часа продолжается полет по приборам. Море пустынно, пейзаж унылый и утомительный, едва различимые берега тянутся бесконечно.

Через полчаса погода резко меняется. Со всех сторон ползет серая пепельная дымка, вскоре она переходит в сплошную мглу. Оттого, наверно, в кабине морозная слякоть. Скрывается море, исчезают знакомые островки, расползаются и наконец совсем теряются изрезанные берега. И вдруг, как стена, на высоте шести с половиной тысяч и до самой земли вырастает густая, неразрывная облачность. Сильный западный ветер бросает воздушные корабли из стороны в сторону.