Ветер Безлюдья

Я не смогла бы смотреть что стало с лавочками, во что превратилась детская площадка и некогда пышные клумбы. Их, скорее всего, и не существует уже. Я не смогла бы поднять глаза на окна той самой квартиры, где мама, папа и я… Это было так давно и так неясно, что иногда думалось — а не выдумала ли я свое детское счастье и чувство семьи?

А вот теперь ноги занесли — если пройти дальше, завернув по бульвару направо, то после двух шестнадцатиэтажек как раз будет родной двор на улице Вересковой.

Я знала, что он не жилой. Даже тридцать лет назад он считался «старичком», дома уже тогда считались ветхими. Подъезды опечатаны, уверенна. Думая об этом, я все же прошла немного в направлении тьмы бульвара, ступила на него и сделала три шага, вглядываясь в силуэты тех самых двух «высоток», что казались темными башнями на фоне светлого мегаполисного неба. Тоже мертвые здания. А я помнила, как преодолевая страх, добиралась до последнего этажа и выходила на балкон — на страшную по тем временам высоту, чтобы посмотреть на город.

Я сделала шаг назад, решив, что хватит с меня ностальгии и мрачных созерцаний, пора уходить. Как вдруг из глубины бульвара донесся слабый возглас:

— Помоги…

Ты вернулась?

Если ходить в трущобах без наушников, то гул огромного города доносился гудящим фоном, далеким, но все же слышимым. В момент, как до меня долетел возглас, образовалась вакуумная тишина. Всего на несколько мгновений. Я не испугалась, а удивилась! Кто мог быть здесь, сейчас, когда уже стемнело? Тут же мне представился какой-нибудь старик, который ушел гулять и заблудился, забыл дорогу домой.

Я решительно двинулась вперед, ориентируясь в сумерках:

— Где вы, кто звал?

Фонарь впереди хорошо освещал только меня, не добираясь светом слишком далеко. По шуму сухой травы и ветвей я определила, что на мой зов пробирается кто-то не с самого бульвара, а со стороны.

— Где…

Это был не вскрик, а скорее тяжелый измученный выдох. Я не стала приближаться, а ждала. Голос опознался не старым и речь о заблудившимся дедушке уже не шла.

Новая встреча? Новые открывшиеся Дворы? Но голос и просьба — тревожные. Силуэт едва читался на фоне густых зарослей шиповника, который сплошь и рядом рос у площадок отдыха. Меня человек увидел раньше, а я его заметила позже и то — из-за светлой куртки.

— Что-то случилось? Какая помощь вам нужна?

Беспокойство все же царапнуло немного. Мужчина приближался. И сразу стало понятно, что есть проблемы с равновесием. Он шатался, разводил руками, колени у него подгибались. Незнакомец пошел по открытому участку, где держаться было совсем не за что… Шагов на встречу я благоразумно не делала. Будь человеку плохо с сердцем, будь он ранен или отравлен, подкожный чип на запястье уже давно бы сигналил обо всем на персоник, а тот скорой помощи.

— Что с вами?

Мужчина подошел настолько близко, что я более-менее рассмотрела его. Он был очень худ. Феноменально. Даже явно не его, а маленькая женская куртка, висела мешком, как на вешалке, а не на человеке. Ноги — спички, и штанины джинс болтались на них, как полотнища на палках. Кисти рук, бледные, напоминали скелетную свою основу, будто и мышц на них не было, только кожа и сухожилия. Голова лысая, глаза запавшие темными провалами, и рот казался на таком лице кривой черной прорезью.

Невольно сделав пару шагов назад, включила персоник и направила свет на подходившего. Стало еще хуже. Странный взгляд, пьяная походка… Одежда оказалась грязной, рваной, словно тот не раз падал и продирался через что-то. Куртка надета на голое тело, расстегнута, и видно было костлявую грудину, выпирающие ключицы с глубокой яремной ямкой, жилистую шею. Парок от дыхания едва заметен.

— Боже…

На руке нет не то что персоника, даже обязательного чипа. Рваный багровый рубец на все запястье, не заметить нельзя. Подумать, что это мог быть обитатель Двора, как Виктор, невозможно! А вот поверить, что это наркоман, доведший себя до такого состояния — вполне реально. И теперь сгорает от той дряни, что выбрал для себя смыслом жизни.

Выключив экран, я развернулась и пошла от него. Наркоманов я опасалась и презирала, считая одной из самых уродливых болезней человечества, что не хотела даже считать за людей. Живьем так близко не видела никогда, но от отца хорошо наслышана. В его молодость это стало бичом поколения, которое за пресыщенностью и комфортом существования, губило свою и чужие жизни из-за наркотиков.

— Нет!

За спиной прозвучал его вскрик. И заставил остановиться, как в спину камнем кинули. В одном этом звуке столько осмысленного отчаянья! Возглас утерянной надежды на последний шанс. Он был под наркотиком, верно, и я решила его за человека не считать но то, как он вскрикнул, побудило человека во мне.