Ветер богов

– В отношении русских женщин этот метод японские офицеры, как видите, применяют с особым рвением. К тому же вам хорошо известно, что японцы обожают сибирячек-славянок.

– Тоже не новость, – проворчал атаман, почти с сожалением посматривая на Лукину, продолжавшую сидеть в позе крайне изможденного человека, которому совершенно безразлично, что о нем думают и что с ним происходит. По тому, как Имоти в открытую говорил при Лукиной об «особых методах» японской контрразведки, Семенов определил, что судьба ее предрешена.

«А хорошая была бабенка, при ноге и всем прочем… – подумалось ему. О том, что эта бабенка могла лишить его жизни, генералу вспоминать почему-то не хотелось. – Испохабили ее эти азиаты, а можно было бы и самому „допросить“…»

– И что удалось выпытать у нее, подполковник?

– Что послана сюда со специальным заданием, извините, убить командующего белогвардейской армией. При этом действовать должна была, исходя из ситуации: застрелить, отравить, подложить мину, натравить на вас одного из офицеров. Я все верно изложил? К вам обращаются, мадам!

– Скоты, – едва слышно проговорила террористка. – Какие же вы скоты.

– Вы, сударыня, пока что не в состоянии понять, что если бы к вам начали применять сугубо японские методы пыток: например, бить палками по пяткам, садить на подрезанные ростки бамбука или на муравейник, растягивать на канатных подвесках… – то обо всем, что с вами происходило до сих пор, вы вспоминали бы, как о райском сне.

– Он прав, мадам, – проворчал главнокомандующий. – Вы должны были знать, куда и с какой целью шли.

– А почему вы считаете, что я не понимала этого? – едва выговаривала слова обреченная. Некогда красиво очерченные губы ее распухли до такого предела, что просто непонятно было, как она умудряется совладать ими при попытке произнести что-либо членораздельное.

– Тогда что же вас возмущает?

– К своей гибели я шла совершенно осознанно. Убить вас вызвалась сама, и тоже вполне осознанно.

– То есть хотите сказать, что сами попросили направить вас в Маньчжурию, чтобы убить меня? – тяжело опустился на один из двух стоявших здесь стульев генерал.

– Представьте себе… Другое дело, что НКВД давно искал такого человека… Вот я и подвернулась.

Семенов устало, по-стариковски развел руками, давая понять, что в таком случае ничем не способен помочь ей. Даже не в состоянии посочувствовать.

– Хорошо, тогда как понимать ваше стремление? – вмешался в их диалог подполковник Имоти. – У вас были личные мотивы, заставлявшие прибегнуть к покушению на генерала Семенова?

– Это уже допрос?

– Чисто человеческий интерес. Я не следователь. Обычный японский офицер, сопровождающий господина командующего.

– Личные тоже, естественно…

Имоти выждал несколько секунд, надеясь, что Лукина продолжит свое признание, однако она сочла его исчерпывающим.

– Кто-то из вашей семьи погиб в бою с семеновцами: отец, муж, сын? Хотя простите… С сыном я поторопился.

– Вся моя семья была расстреляна карателями из дивизии генерала фон Тирбаха. Особая карательная дивизия семеновской армии – позвольте вам напомнить.

Имоти взглянул на генерала, словно он мог припомнить этот случай или же попытается отрицать его.

– Скажите, а энкавэдиста никого из вашей родни не расстреляли, не посадили, не сослали? – все с той же вселенской усталостью в голосе поинтересовался Семенов.

– Нет, – с вызовом ответила террористка.

– И никто из ваших близких, односельчан или горожан от них не пострадал? Что молчите, сударыня? Мне кажется, что по крайней мере миллион русских баб должен вооружиться и двинуться на Кремль, чтобы отомстить Сталину, Берии и всем прочим за те репрессии, которые они чинили и чинят против своего народа.

– Только они?

– Не скрою, грешен. И на мне крови немало. Только ведь не я затеял всю эту бойню в октябре семнадцатого, товарищ Лукина, видит Бог, не я. И тот, кто затевал ее, прекрасно понимал, что революция, а следовательно, и неминуемая в таких случаях гражданская война – дело кровавое, братоубийственное, а потому морально грязное, в соболях-алмазах… Попробуйте-ка возразить старому рубаке Семенову.

Террористка молчала, уронив голову на оголенную, увядшую грудь, призывную прелесть которой генерал успел заметить даже в короткие минуты их покушенческого свидания.

– Кто конкретно прислал вас сюда? – спросил Семенов, явно теряя интерес к этой даме. – И откуда: из Москвы, Читы?

Закрыв руками лицо, Лукина продолжала молчать.

– Заговорит, – пообещал Имоти. – Еще два-три часа сексуальной пытки, и она расскажет все. Предложил бы и вам, господин генерал, поразвлечься, но, боюсь, побрезгуете.

Семенов метнул на Имоти гневный взгляд: как этот полуазиат вообще мог позволить себе молвить такое, и решительно направился к двери.

– Пока не трогать, – по-японски бросил Имоти ожидавшему их за дверью лейтенанту. – Никого к ней не впускать. Она еще пригодится.

– Зачем вы приводили меня сюда, подполковник? – угрюмо спросил Семенов, когда они вновь сели в машину. – Только откровенно. Чтобы убедить, что Лукину подослала не ваша контрразведка?