Ветер. Часть первая. Париж

– Ой, что это? – весело зазвенела Света, показывая на картинки. Катя, разглаживая узкой рукой смятый глянец, старательно развешивала на стенах журнальные вырезки с видами диковинных пышных дворцов.

– Это Париж. Это Эйфелева башня, тут – собор Парижской Богоматери, Монмартр. Я про всё это читала и книжки привезла: «Три мушкетёра», «Отверженные», «Королева Марго». Так интересно! И всё про Францию!

– Да ты серьёзная! Как взрослая! – вздохнула Светка. – А я вот люблю легенды. Про разных богов. Как сказки.

Хохотушка и непоседа, Светка всегда была в центре внимания, пела и танцевала. Неусидчивая, она с трудом закончила восьмилетку и тут же побежала на курсы барменов и официантов.

«Кать, ты башковитая, – внушала она Катерине. – В институт тебе надо. Тётю Нелю помнишь? Молоденькая такая. К бабе Стёпе приезжала. Мы её просто Нелей звали. Она в Иркутске на геолога учится. Скоро заканчивает. Тебе уже семнадцатый год. Попросись к ним подработать на лето. Среди умных людей покрутишься, подскажут чего».

Бешень-трава

И действительно, летом Катю взяли в геологическую экспедицию. Встретив приехавшую племянницу, Неля по-дружески распорядилась: «Со мной в палатке будешь. Она трёхместная, большая. Жених мой скоро приедет, мы с ним на одном факультете. Пока вместе не живём: у меня родители строгие. Свадьба в октябре. Тогда и начнём новую жизнь».

Геологические будни были Катьке привычны: тайга, скромная пища, из развлечений только рассказы о приключениях в походах, шутки да песни у костра. У начальника партии было ружьё, и охотница на радость геологам постреливала дичь, угощая всех свежей зайчатиной. А вечерами, наполняя тайгу гулким звоном, Катя развлекала народ меткой стрельбой по банкам.

Охотница не ожидала, что скоро услышит иной, новый звон во всём своём теле: пение нахлынувших чувств. Её, таёжную царевну, знающую все шорохи и дыхания лесные, осторожную и ловкую, ждало неизведанное…

Коля приехал под вечер на попутке. Неля с радостным криком бросилась ему на шею. Она каждому представила своего жениха с особой гордостью. Катя приблизилась к высокому темноволосому парню и мгновенно провалилась в непонятную тревогу. С первого дружеского пожатия она знала, что теперь в её жизни всё станет по-другому. Катя не умела это объяснить. Она не понимала, как справиться с горячей волной, врывавшейся в дыхание, когда Колин взгляд останавливался на её лице. Не могла Катя победить в себе и гнетущее беспокойство, мучительно сознавая, что этот парень принадлежит другой.

Как-то вечером, сидя у костра и разглядывая звёздное небо, вспомнили о примете с падающей звездой загадывать желание. Вскоре все разошлись по палаткам, и Николай, оказавшись с Катей наедине, спросил:

– Ну, а у тебя желание-то есть? Мечты? Ты не говори, если секрет.

Катя подёрнула плечами.

– В Париже хочу побывать. Я про этот город много читала. Хочу сама увидеть, так ли там всё, как в книгах написано.

Коля с улыбкой прошёлся по струнам гитары:

– Ты что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж? Ты посмотри, вокруг тебя тайга, ла-ла-ла-ла… В Париж? Желание хорошее. Только девчонки, ровесницы твои, другие мечты лелеют: о любви и за хорошего парня замуж выйти.

Колины глаза весело блестели. Из догорающего костра брызгали искры, тёмно-голубое небо перемигивалось с редкими лесными светлячками. В траве шуршала засыпающая таёжная жизнь. Катя, наслаждаясь привычными шорохами и запахами, светилась тайной радостью, её брошенные украдкой взгляды осторожно ласкали Колино загорелое лицо.

– Тот, кого люблю, жениться собирается, поэтому в мечтах только Париж остался, – вдруг неожиданно для себя выпалила Катька, оборвав разговор.

Особой болью была та ночь, когда Катю разбудил лёгкий шорох:

– Да спит она! Иди сюда, милый! – Нелин голос шелестел в темноте. – Тесно тут в спальнике, иди на пол.

В Катин сон ворвалось частое дыханье и причмокивающий звук долгих поцелуев, переходящих в постанывания. Приподняв голову, в бледном свете луны, падающем сквозь узкое окно палатки, Катя увидела очертания совершенно раздетой парочки, лежащей на войлоке между раскладушками. Когда глаза привыкли к тусклому свету, Катя разглядела сплетённые в объятиях руки и раскинутые ноги, и услышала то замирающее, то догоняющее шумное дыхание. Вскоре палатка наполнилась запахом разгорячённых тел и каким-то странным волнующим сладковато-кислым ароматом.

Катька лежала, как скованная, пылая от непонятного возбуждения. Колины, белеющие в сумраке, голые плечи были так близко, что она едва сдерживала желание коснуться их.

Остаток ночи Катька прометалась как в бреду, а на рассвете бросилась в лес, чтобы вволю наплакаться. Она зарылась в густую траву, рыдая. Внезапно кудрявый лист шершаво уткнулся в её щёку. Бешень-трава. Вспомнились рассказы бабы Стёпы. «Расти-расти, травка! – всхлипывая, прошептала Катя. – В конце лета я тебя сорву. Ты будешь мой, Коленька! Хоть с бесами – да будешь, иначе не вынести мне этой боли!»