Ветер и меч

С их точки зрения, самым слабым из наших лагерей казался лагерь на канале. И они были правы. Там находились по преимуществу рабочие, а не воины. Вдобавок, занятые кощунственным делом. Нарушали покой заповедного леса (глаза б на него не глядели!), оскорбляли священных змей. Работали, одним словом.

И горгоны напали на строителей канала и перебили бы всех, если бы я не ожидала этого. Но я ждала и успела предупредить Мениппа, и прислать своих людей, которые до времени растворились среди рабочих (это самофракийцы) либо укрылись в лесу (это амазонки). Вспомнили прежние походы, Фракию лесистую. Аргира и Энно, прибывшая с Керне, там были за главных.

Горгоны питали непонятное мне пренебрежение к стрельбе из лука (положим, лук и стрелы у многих племен почитаются оружием Солнца. Ну и что?). Да и настроены они были на ближний бой, на изничтожение землекопов.

Но Менипп, человек с опытом, вывел этих землекопов с места сражения, чтобы не мешали, а самофракийцы, вооруженные секирами, которыми они экипировались в атлантских арсеналах, его заняли. И подготовленные Энно команды с боевыми псами. И стрелки, занявшие позицию на деревьях, откуда достать их снизу дротиками горгон было затруднительно.

И все-таки горгоны могли победить. Слишком уж неравным оказалось соотношение сил. Их воинов было примерно в пять раз больше наших — до четырех тысяч, по моим подсчетам, или немного больше. Этакое войско приличному царству впору выставлять, а не такому пестрому и невнятному образованию, как здешний союз племен.

Но тут и сыграла на руку та предварительная подготовка, что я недавно провела. Мои новоявленные союзники в «битве за канал» не только не присоединились к племенам, нет, они даже ударили им в спину.

Особенно усердствовал Некри. Подозреваю, что ему было глубоко наплевать, против кого сражаться и за что, лишь бы с его племенем все оказалось в порядке. И фанатизм его, совершенно, впрочем, искренний, ему отнюдь не мешал. Таких людей всегда будет в достатке в любом государстве и при любом устройстве. Они не хуже многих прочих.

Итак, ударили горгоны Мирины по Горгонам болота, покрошили сродников. Ну, не всех. Большинство, едва смекнули что к чему бросилось врассыпную. И вовсе не по трусости. Просто отыскав единственный выход из положения. Тем паче, что союзники правильно взять их в клещи не могли…

Ох, и свистопляска была в той жуткой роще! Вытоптали и цветы непристойные, и кусты омерзительные, и в лианах порядком путались, и в пруды валились… Неразбериха боя — против смертного покоя. И покой не устоял, бежал вместе с Горгонами.

А союзники выметнулись на самофракийцев, и те, не различив племенных знаков (а откуда?), могли бы, в запале боя ударить по ним. Но я, предвидя это, и учитывая, какое значение придавали в племенах безмолвному языку обучила Некри и прочих вождей придуманному Келеем «знаку Мирины». И они отмахивались от самофракийцев поднятыми гремя пальцами, сложенными в щепоть, и союзники опускали оружие. А воины горгон, уверившись в чудодейственности этого знака, повторяли его вновь и вновь.

Так завершилась «битва за канал», как напыщенно поименовал ее Сокар, сам участия в ней не принимавший, чего нельзя сказать об Ихи. Он славно потрудился вместе с самофракийцами. Однако, когда мы возвращались в Элле, он казался недовольным. Я спросила, в чем дело. Мы ведь победили, нет?

— Истинно великий полководец, — назидательно произнес он, — не начинает сразу с победы.

— Какой дурак тебя этому учил?

Мой вопрос не имел под собой никакой личной обиды. Я никогда не считала себя великим полководцем и не предполагала им стать. В отличие, надо думать, от Ихи, который себя иначе, как великим полководцем, и не представлял.

Отвечал же он мне в том смысле, что это мои, общеизвестно, заблуждения. Еще одна глупость. Но — пусть. И пусть Менипп строит канал. А потом — верфь.

— Чем быстрее ты ее построишь, тем быстрее уйдешь, — сказана Митилена.

Я не стала с ней спорить, и она продолжала:

— Во имя Богини, наделившей женщин способностью мыслить, и лишившей этой способности мужчин! Мало того, что ты всегда побеждаешь, словно по принуждению. Но когда победа одержана, ты всегда стремишься от нее убежать! С Самофракии, из Элле, с Керне. Довольно странно для такой воинственной женщины, как ты.

— Я не понимаю, что значит «воинственной». Война — это жизнь. Жизнью ведь просто живут, не так ли? Если ты понимаешь под этим желание войны, то — нет, я совсем не воинственна. Что же до прочего… Мне казалось, тебя больше беспокоит, что в данном случае я могу не убежать.

— А ты на это способна?

Я молчала. Она сверлила меня взглядом. Не так уж много времени прошло, как она пообещала убить меня. Я не верила, что она на это решится, и все же…

— Я хочу все устроить по справедливости, Митилена.

— Что ты понимаешь под справедливостью?

— Здесь — приемлемую жизнь. Чтобы никто никого не обижал и не угнетал.

— Это невозможно.

— На Самофракии ведь удалось!