Ветер и мошки

— Ну, хорошо. Допустим. И как ты планируешь вести спасательную операцию при наличии редких подключений? Как ты это сделаешь за один-два дня? — Шеф прищурился. — Вообще, как ты объяснишь оперативникам, что тех, по чьей вине страдают их близкие и знакомые, они должны утешить и всячески облагодетельствовать? Как ты сможешь облагодетельствовать, взяв в пользование случайного носителя?

— Не знаю, — сказал Камил. — Надо думать.

— Понятно, ничего нового, — вздохнул доктор.

— Да почему ничего нового! — взорвался Камил. — Вам говорят: мы все делаем неправильно. Мы, в сущности, убиваем невинных! Мы — уроды и убийцы! Мы спокойно, с осознанием собственной правоты…

— Это все эмоции, — сказал Штапер.

Несколько секунд Камил смотрел ему в глаза и хотел ударить. Это было легко представить — широкий лоб доктора бьется о твердый пластик столешницы, расплющиваются губы, вылетают один — два зуба.

— Может быть, это эмоции, — сказал Камил через паузу, с трудом овладев собой. — Мне плевать на то, какого цвета мой эмофон. Вы бы там захлебнулись, как в яме с дерьмом. Поймите, мы ни черта не спасаем себя таким способом. И мы не их убиваем, мы себя убиваем.

Доктор пожевал губами, потом протянул руку через стол.

— Марк, дай мне пистолет. Я вколю Гриммару стабилизатор, и мы сможем поговорить спокойно.

— Не дам, — сказал шеф, убирая инъектор на колени. — Он хорошо держится.

— Ты думаешь? — удивился Штапер.

— Ну, если ты помнишь Липмана…

— Ну, Липман! — сказал доктор и почесал скулу, будто она несла на себе отпечаток воспоминания.

— То есть, — повернулся к Камилу шеф, — первое, что нам нужно сделать, это прекратить посылать оперативников на нейтрализацию открывшегося канала?

— Мы же не нейтрализуем канал, мы нейтрализуем людей, — сказал Камил. — Пробитый канал живет самостоятельно и независимо в течение определенного периода времени, вы сами нам это говорили.

— Говорил. И все говорят. Только никто доподлинно не знает.

— Все равно мы реагируем с опозданием. По уже свершившемуся событию. И то, что мы делаем на той стороне, никак не влияет на происходящее здесь. Сколько бы мы там, извините, не пакостили.

— Это тоже не известно, — сказал Штапер.

— Шеф, я требую…

— О! — Брови доктора подскочили вверх. — Вот это уже что-то новенькое!

— Коля! — Шеф хлопнул ладонью по столу. — Дай мне дослушать, в конце концов! Переигрываешь.

Штапер, сдаваясь, поднял руки.

— Я требую, — повторил Камил, — чтобы до следующего прорыва Центр рассмотрел возможность избрать иную стратегию вмешательства. Чтобы взвесили все данные и показания оперативников.

Шеф покивал.

— Договаривай, Камил, договаривай. А иначе…

Камил дернул лицом.

— Иначе я уйду из Центра. Насовсем. Подамся к эвакуаторам. Или в «безопасники». Отпуск возьму.

— К «психам» подайся, — посоветовал доктор.

И отвел взгляд в сторону.

— Что ж, понятно, — вздохнул шеф.

Какое-то время он молчал. Потом скрипнул стулом, поднялся и пригласил оперативника на свое место.

— Садись-садись, — он усадил Камила, похлопал по плечам и, обойдя стол, сунул шприц — инъектор в одну из ниш.

Повернувшись, встал на место Гриммара.

— Что ж, Камил, думаю, ты готов кое-что выслушать, — шеф провел ладонью по редким своим волосам. — Только у меня условие.

— Какое? — спросил Камил.

— Не перебивать, пока я не закончу. Какой бы необычной показалась тебе информация. Хорошо?

Камил кивнул.

— Согласен. А доктор Штапер?

— Он меня, если что, дополнит, — сказал шеф. — Итак… Во многом ты безусловно прав. Но… — он прищурился. — Неужели ты думаешь, что мы в Центре такие звери кровожадные? Это так, ремарка. Теперь по существу.

Он прошелся перед столом, заложив руки за спину. Видно было, как напряжено и сосредоточено его лицо.

— Значит, когда появилась возможность отправлять по каналу оперативников, — начал шеф, не прерывая движения, — первой задачей действительно стояла нейтрализация тех, по чьей вине произошел прорыв. Это оказалось несложно. В том смысле, что мир был нам достаточно близок, и на адаптацию агенту, тем более, с памятью носителя, времени почти не требовалось. Поиск цели представлял чисто технический вопрос, и редко когда оперативники возвращались, не выполнив задачи хотя бы на три пятых.

Он остановился.

— Промежутки между прорывами были достаточно большими, и, видимо, процесс нейтрализации еще не вызывал отторжения у части оперативников. Да-да, ты не первый Камил. И далеко не второй. Лет девять назад… Или десять? — повернул голову к Штаперу шеф.

Тот кивнул:

— Девять. И четыре месяца.

— Девять лет назад Харри Липман отказался убивать. Как и ты, сказал, что мы ничего не понимаем. Чуть не разнес кабинет. Как и ты, кинул браслет. Те эмофоны были потяжелее. Да. Доктору Штаперу, кстати, досталось больше, чем мне. Они подрались. А вторым ушел из оперативников его друг — Сет Сорокин. Как он пояснил, сердце его исполнилось жалости к людям на той стороне.

Камил шевельнулся, но шеф предостерегающе выставил палец.