Впрочем "очнулся" это, наверное громко сказано. Просто открыл глаза и начал фиксировать происходящее вокруг, не понимая смысла виденного и слышанного. Потом понимание пришло, но в тот момент мозг работал простым накопителем картинок и звуков. Койка моя стояла в коридоре, так что видел я довольно много. Бои еще продолжались, наверное, по крайней мере раненые шли потоком и суета вокруг была нешуточная. Профессор взмыленный с тенями под глазами периодически выбегал и ругался с санитарами. Те докладывали об установлении еще скольких-то там палаток, сестры милосердия прибегали с сообщениями о том, что кому-то стало хуже и профессор убегал вмести с ними. В какой-то момент одну из этих сестер, совсем молоденькую, протащили к выходу, а она билась в истерике пока санитар не усыпил ее прижав платок с эфиром к лицу. Туда-сюда сновали санитары, сестры и просто помощники с корзинами окровавленных тряпок, коробками инструментов, какими-то склянками, ведрами и чистыми бинтами. В общем, классический аврал. Мозг, набравшись, видимо, достаточного количества информации тихо ушел в спячку.
Когда я проснулся по-настоящему суета уже улеглась. Где-то стонал раненый, а сестры старались двигаться бесшумно, на ходу наклоняясь к лежащим в койках людям и удостоверяясь, что умирать никто из них пока не собирается. Даже по походкам было видно, что вымотаны они до предела. Наконец очередь дошла и до меня. Сестра милосердия лет тридцати пяти, коренастая, с простонародным лицом увидела, что проснулся. Молча подошла, приложила руку ко лбу, заглянула в глаза и удовлетворенно кивнув своим мыслям спросила хочу ли я есть. Есть не хотелось, только пить. Что и было сразу же исполнено. Вообще странная эта сестра. Раньше я ее тут не видел, иначе запомнил бы. Здешние сестры милосердия к знакомым мне по больницам XXI-го века медсестрам отношения не имеют. Могут только подушку поправить, покормить и судно вынести. Перевязку им уже не доверяли. Эта же явно что-то понимала в медицине на своем деревенском, наверное, уровне. Напоив меня она ушла присматривать за остальными, а я откинулся на тощую подушку и начал вспоминать и анализировать всплывавшие воспоминания. Что палатки пришлось ставить – неудивительно. Госпиталь располагался в помещичьей усадьбе и за вычетом операционной, кабинета профессора, всяких там сестринских и кладовок пространства для койко-мест оставалось совсем мало. Так что мне еще повезло, что хоть и в коридоре, но под нормальной крышей лежу.
Часа через два я таки поел и смог узнать новости. Дело в том, что на меня набрел поручик Иванов.
— А-а-а, Сергей Алексеевич! Вы опять здесь и опять отличились? Наслышан, наслышан о ваших подвигах.
— Приветствую вас, Николай Васильевич! — устало улыбнулся я. Сил после еды не оставалось. — Как ваша нога?
— Как видите, уже лучше, — помахал тот палочкой, заменившей костыль. — Правда поучаствовать в боях не удалось. Опередил меня Норманов. Ну, да это и неудивительно, штабс-капитану повезло больше чем мне – у него ноги целые.
— Это вы случайно, не про того заблудившегося германца?
— Вы уже слышали? Да, про него. Этот дурак вместо того, чтобы просто уйти, принялся палить куда попало, напугал сестру милосердия. Ну а мы с Нормановым как раз пари заключили о том, кто лучше из "Нагана" стреляет и вышли в рощу решить этот спор. Так что подоспел штабс-капитан вовремя. Хорошо еще, что германец так ни в кого и не попал.
— Вот и славно. Какой же сестре повезло на него напороться?
— Елене Павловне, помните ее?
— Это с такими длиннющими рыжими косичками?
— Ага, и вам тоже она в память запала?
— Такую забудешь… — помнить и правда было что. Большими у нее были не только косы. — Кстати, она же вроде рыцарские романы все время читала?
— Что именно она читала, я не интересовался, но что-то, действительно читала постоянно.
— Хе-хе. Теперь по законам жанра, спаситель просто обязан влюбиться в нее и просить руку и сердце. Иначе ее картина мира просто рухнет.
— Действительно, надо будет ему об этом сказать, а то, опасаюсь, что сам он не догадается.
— Скажите, поручик, вы случайно не знаете, что с моими людьми? И что вообще делается?