Конечно, тратить столько времени на праздное общение с однокурсниками, при моей должности и налагаемыми ей обязанностями и заботами было глупо. Однако, общение это только казалось праздным. С выпускниками надо было работать, пока они сидят в Питере без дела. Учитывая сколько броневиков уже планировалось ставить на вооружение Красной Гвардии, обученные спецы с опытом боевых действий были просто бесценны. Предлагать им сотрудничество прямо было нельзя. Уж больно неоднозначное отношение к революции было у них. Особенно после шокирующего каждого военного "Приказа №1". Восторженное отношение к тем же событиям остального персонала Школы только укрепляло настоящих вояк в скепсисе. Персонал в большинстве своем воспринимался ими как толпа уклонистов от фронта. Уважением пользовались только технические специалисты, а писари и прочая "интеллигенция" вызывала часто откровенное презрение и брезгливость. Так что надо было теперь уже бывших однокурсников осторожно прощупывать и наводить на мысль о сотрудничестве потихоньку. Для этого и нужна была и это мероприятие и последующее общение.
Я в своих планах надеялся на две группы слушателей. Первую составляли твердые государственники-патриоты согласные с тем, что "надо что-то делать". Таких было довольно много, уж больно явными за время войны стали многие язвы разлагающегося общества империи. Вторая группа это зашоренные фанатики бронеавтомобильного дела, не интересующиеся политикой да и вообще ничем кроме броневиков. Их я надеялся соблазнить возможностью не только получить свой броневик, а то и отряд оных, но и проверить в деле гениальные идеи, которыми полна голова каждого фанатика своего дела.
"Федоровские чтения" прошли вполне ожидаемо. Начальник даже по такому случаю разрешил использовать зал. Аргументы и контраргументы спорящих были предсказуемы, реакция на каждый пункт письма тоже. Наконец, я услышал главный вопрос.
— Сергей, так ты что собираешься с пулеметом своим дальше предпринимать? Может стоит в ГАУ обратиться?
— Даже не знаю теперь, Николай, — сокрушенно покачал я головой. — Мне ведь нынче поручено формирование и подготовка рабочих добровольческих отрядов для поддержания порядка в городе и защиты революции от возможных мятежей каких-нибудь новоявленных наполеонов.
— Наполеон нам бы сейчас не помешал, — выкрикнул с места один из непримиримых противников революции, — а ты, Сергей, что же, теперь с этими изменниками дружишь?!
Собравшиеся заволновались. Я выдержал паузу для солидности и ответил.
— Наполеон, может, и не помешал бы, только вот история имеет обыкновение повторяться в виде фарса. Ну и зачем нам пародия на Наполеона? У нас их и так в каждом полку по пучку.
Я переждал легкую волну смешков и резко посерьезневшим тоном продолжил.
— Что до измены, то отречения Николая это дезертирство, решения командующих фронтов это измена. Народ предать не может. Русский народ и есть Россия. Да ты и сам, помнится, не раз ругался, что все прогнило и кругом измена. Так может революция это и есть шанс избавиться от изменников? Если измена и воровство проникли всюду, а это уже давно стало очевидно, то может быть единственная возможность от них избавиться, это передать власть тем, кто не связан с промышленниками и банкирами, не имеет личных интересов за границей и для кого порядок в стране жизненная необходимость?
Ты пойми, друг мой ситный, Россия никуда не делась. Вот она, как стояла так и стоит, — я помахал руками вокруг себя обозначая пространство. — Ее все так же надо защищать, в ней тот же народ живет. Сменилась только власть. Вот только винить в этом, кроме самой власти некого. Сам министров таких назначал, сам ворам и предателям попустительствовал. Даже Стесселя не казнил! Да и отрекся сам! Так за кого ты сейчас ратуешь тут? В чем меня обвинить хочешь? Что порядок пытаюсь навести в городе, оставшемся без полиции? Что оборону столицы укрепляю в особо угрожающий период войны? Ты уж давай договаривай до конца, а не лозунгами кидайся.
— Что ж, раз настаиваешь, договорю, — обвинитель встал и отдернул мундир. — Ты присягал императору и должен был исполнять его приказы и законы империи. Ты должен был защищать порядок и действующую власть…
— А БЕЗдействующую? — перебил я его, вставая. — Революция уже свершившийся факт. И как это ни печально, приходится признать, что условия для нее созданы действиями и бездействием властей. Николай отрекся и вопрос о присяге ему этим сам и закрыл. Нет больше императора. Только Россия осталась у нас. И присяга осталась только ей.
Я обвел взглядом замерший зал и продолжил уже мягче.