Ветер из Ига

Не знают синоби, что «Лунный Ветер», по сути, не менее опасен, нежели «Солнечный», потому как, в отличие от «Солнечного Ветра», «Лунный» сохраняет частички сознания и в то время, когда его земная оболочка валяется без движения и признаков жизни, «Лунный Ветер» не спит, а танцует. «Лунный Ветер» всегда танцует внутри себя, а иногда танцует в своем теле. При этом «Лунный Ветер», в отличие от «Солнечного», способен самостоятельно давать оценку, кого следует прикончить, а кого оставить в живых. Движения «Лунного Ветра» неуловимы, так что окружающие не успевают разглядеть его стремительных пируэтов и отбивать удары. Глупыми куклами для тренировки выглядят самые сильные и опытные воины, когда рядом с ними танцует «Ветер».

Собственно, люди и узнали о смертоносном танце «Ветра» именно потому, что после его выступления кто-то умудрялся оставаться живым и невредимым, в то время когда вокруг него собирала свой урожай смерть.

Отсюда верная примета: если после танца «Ветра» остаются свидетели — значит, танцевал «Лунный Ветер».

И дельная рекомендация — если «Ветер» оставил кого-то в живых, лучшее, что можно сделать, это немедленно казнить уцелевшего, потому как «Лунный Ветер» не будет оставлять человека в живых просто так. Это либо помогающий «Ветру» агент синоби, либо тот, кого в ближайшее время завербуют.

Глава 33 Рождение Амакуса Сиро

Никогда не экономь на лошади и вооружении, в них твое спасение.

Тода-но Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

Дзёте Омиро заявился домой раньше обычного, так что заметившая его первой Марико только руками всплеснула, сзывая служанок спешно готовить мужу ванну и ужин. К слову, готовить ужин должны были не служанки, а повар, служивший в доме самурая Дзёте. Но тот как раз ушел на рынок.

От Марико не укрылось, что ее супруг одет в совершенно новое форменное кимоно с пятью гербами сюзерена в виде косых крестов святого Анудурея, заключенных в круг. Это было странно, ведь самураи никогда не носили с собой денег, а значит, Дзёте нипочем не мог купить кимоно. Впрочем, почему же нет, он мог взять обновку в лавке, с тем, что лавочник позже пришлет приказчика за деньгами. Но зачем?

Марико прикусила губку, лишние траты никак не входили в ее планы. Впрочем, это не главное, следовало догадаться, для чего муженьку понадобилось новое кимоно? Если он испортил старое, отчего было не послать оруженосца домой за сменой? Все это было очень странным.

Помогающий на огороде старик подскочил к хозяину и, с поклоном приняв у него повод, повел коня шагом. За стариком можно было не доглядывать, он делал все как надо, а не как это делают молодые и неопытные вакато, которым нет дела до хозяйского добра. Впрочем, у них с Дзёте было всего-то два самурая, второго он нанял сразу же после вступления в новую должность.

Легко спрыгнув с седла, Дзёте подошел к Марико, но вместо того, чтобы вежливо поклониться, как это было принято в обращении с супругой, вдруг порывисто сжал ее в объятиях, так что кости затрещали. Какое-то время они стояли молча, наконец, муж отпустил почти задохнувшуюся Марико и, взяв ее за рукав, повел за собой в дом.

Она пыталась еще верещать что-то о ванне и скором ужине, но муж приложил палец к ее губам, и говорливая Марико поняла, что пришло время молчать и слушать. Вообще такое поведение мужа наталкивало на самые разнообразные мысли, например, на то, что пришел конец света, потому как если он, воплощенный северный медведь с Хоккайдо, вдруг хочет говорить, а не молча выслушивает женину болтовню, стало быть, скажет что-то по-настоящему важное.

Они прошли в комнату, и Дзёте первым делом задвинул дверь, показывая в сторону лежащих на полу кожаных подушек.

Марико послушно встала на колени, сложив руки в позе покорности и внимания и ожидая, что же будет дальше.

Дзёте никак не мог начать, кряхтя и устраиваясь удобнее, он ворочался на своей подушке, точно медведь в берлоге. Так что Марико догадалась, что то, о чем он желает переговорить с ней, не только тайна, но еще и тайна неприятная и, скорее всего, стыдная. Чего больше всего на свете боялся ее муж, она знала доподлинно: он боялся и обычно всячески избегал любых объяснений, разговоров, боялся высказывать свое мнение. Прямой и честный — ему было проще действовать, нежели рассуждать о том, как следует сделать и почему нужно обязательно сделать.

В обычной жизни он предпочитал слушать болтовню неугомонной Марико, даже разрешал бранить себя за нерадивость и неспособность с должной быстротой отражать удары во время тренировочного боя, нежели вступать с ней в спор.

Теперь же произошло нечто из ряда вон, что-то такое, из-за чего ее неразговорчивый муженек был вынужден не просто говорить, а проявлять в этом деле инициативу.