Ветер из Междуморья. Астри Масэнэсс (СИ)

— Мне тоже страшно, Плая… — «Воспользуемся твоим же оружием!» — мне тоже жаль… Ты — такая умная и проницательная женщина, пляшешь на задних лапах, как дрессированная пантера, выпрашивая лакомство перед укротившим тебя хитрецом!..

Щеки Плаи побледнели, и она поспешила скрыть это, делая вид, что утоляет вином внезапно одолевшую ее жажду. Огненосица отвыкла слышать прямые и непредвзятые слова, пристрастилась к лести и незаслуженным похвалам, которыми сыплют подданные, расшаркиваясь перед власть имеющими.

— Я повторяю: ты одержим, Рамос!.. — Голос ее звучал не так уверено, как вначале разговора, но свое смущение Советнице удалось преодолеть.

Он пожал плечами.

— По мне, так лучше быть одержимым, чем обманутым.

— Ты не допускаешь и тени сомнений? — Плая как бы невзначай дотронулась до его руки. — А что, если Масэнэсс окажется нашим спасением, а не нашей погибелью? Вдруг ты не прав?

Рамос накрыл ее тонкую, гибкую и такую же нежно-белую, как в юности, кисть своей рукой, посмотрел в сталь пронзительных глаз, как в плоскость своего меча.

— А вдруг я прав?.. — выдохнул он и, стремительно подхватившись, привлек к себе Плаю.

Все произошло неожиданно, порывисто, страстно… так же, как в далекой, забытой молодости… Ее едва уловимое согласие, граничащее с яростным сопротивлением, его напористость и решительность… На мгновение ему показалось, что где-то в глубине души, сполохом, раздутым внезапным порывом ветра в тлеющих углях, колыхнулись забытые чувства и былая страсть.

Плая молчала… и он действовал молча.

«Может именно этого она и хотела?..» — думал он.

«Может только этого?..» — надеялся он..

Тонкий по-девичьи гибкий стан Плаи изгибался в его руках, и только серебряные локоны выпроставшиеся из косы напоминали о ее немалых летах… Его собственная коса, такая же седая, переплелась с ее волосами, как их судьбы переплелись в Городе Семи Огней… Он даже перестал задаваться вопросом: «Что же ей известно?..», он вспоминал, как впервые увидел свое отражение в стали ее глаз, еще тогда, когда косы их обоих были черны, как смоль… Он почти забылся и отрешился, почти расслабился и успокоился…

Сердца кольнуло упреком и чувством вины при мысли о Риэне. Рамоса словно окатили ушатом холодной воды, потушив тот внезапный сполох… тот несвоевременный огонь…

Плая была смущена, она чувствовала неловкость, словно девочка, прекрасно понимая, что в ее положении и возрасте не пристало чувствовать такую неловкость, а уж тем более показывать ее. Рамос, как ни странно, тоже был смущен произошедшим. Он утешал себя тем, что поступил стратегически верно: отвлек Плаю от излишней концентрации на его так называемой «одержимости» Масэнэссом… Но что-то было гадкое, лживое, нехорошее во всем этом… Они, словно впервые изменившие своим супругу и супруге любовники, разбежались в разные концы комнаты, поспешно приводя себя в порядок, и стараясь не смотреть друг на друга.

— Никто так не хорош в этом… как Мастер Смерти… — с деланой непринуждённостью произнесла Плая, расправляя алое платье Огненосицы, она даже усмехнулась с видом излишне опытной женщины, каковой она по сути и была.

Рамоса передёрнуло от ее слов, он поморщился, но, обернувшись к Плае, произнес с милой улыбкой:

— Это я уже слышал… и не от одной женщины…

Прошло еще некоторое время, прежде, чем Рамос вновь стал задавать себе вопрос «Что ей известно?..», а Плая привела в порядок длинные седые волосы, переплетя заново косу, вернулась в свое кресло. Рамос, повинуясь ее жесту, также присел. Она была готова продолжить разговор.

Он наполнил ее и свой полупустые кубки и подал Плае вино. Советница задумчиво надпила, не глядя на него, сказала:

— Надеюсь… это было случайностью… без продолжения, без надежд, без иллюзий?.. Так?..

— Сполох… просто сполох в потухшем давно костре… — подтвердил Рамос. — Видимо, остался какой-то недотлевший уголек… теперь все…

Она кивнула.

— Оставь его в покое… — Плая снова вернулась к Масэнэссу. — Это погубит… нет не его — тебя!.. А мне бы этого не хотелось.

— А уж как мне бы этого не хотелось… — усмехнулся Рамос

— Рамос, ты погибнешь!.. — В холодных обычно и равнодушных глазах Плаи сверкнула почти тревога, почти беспокойство… о нем, о Рамосе… — Притом, погибнешь ни за что! Ты в своей одержимости, в безумии поплатишься жизнью…

Рамос был удивлен: неужели Плая допускает мысль, что этот великодушный образчик человеколюбия — Масэнэсс может причинить вред своему противнику, притом противнику слабому — не ровня ему! Она не так безнадежна!..

— Масэнэсс желает моей смерти? — осторожно спросил Рамос. — Что ты знаешь?

— Я знаю тебя!.. — Плая нахмурилась. — Ты, Рамос, не остановишься, пока не погибнет один из вас! А Масэнэсс не погибнет, значит, падешь ты…

— Я не предпринимал ничего пятнадцать лет, Плая, — произнес он успокаивающим тоном, — Отчего ты решила, что теперь время меня останавливать или переубеждать?

— Не предпринимал? Ничего?.. — она сверкнула глазами, и Рамоса вновь кольнуло: «Что ей известно?..»