Ветер из рая

– Поясни за себя, – вдруг оторвался от документов и бросил острый взгляд на опера хозяин.

– В смысле?

– Тебя никто в городе не знает. А ты тут ходишь, вопросы задаешь.

Для тех, кто во Владивостоке будет интересоваться его личностью, разработали легенду: до этого он жил и работал в Иркутске, что было близко к истине – последнее свое задание Синичкин-старший выполнял именно на берегах Ангары, прекрасно успел узнать город и многих тамошних жителей, в том числе деловых. Теперь «Зверев» решил, дескать, перебраться на Дальний Восток, потому что климат тут вроде помягче и менты, говорят, более понимающие. А главное, от бабы своей бывшей подальше, которая достала претензиями и недовольством даже после развода. И вот он получил разрешение на прописку в режимном городе, обменял жилье и с помощью своего давнего кореша Аркадия Бескоровайного устроился на работу на хлебное место в рыбный порт.

Аркадий Бескоровайный из рыбного порта существовал и даже давно работал на местный ОБХСС – он и выписал, не задавая лишних вопросов, ксиву кладовщика «Звереву»-Синичкину.

– Я тока приехал, осваиваюсь.

– А зачем тебе икра?

– Есть завязки в одном местечке; широкое поле для сбыта; можно бабла поднять немерено.

– В каком местечке?

– Я скажу – вам самому сбывать захочется, напрямую. Меня прокинете. Если в общих чертах: в теплых местах, на морских берегах.

– Хорошо. Сколько икры хочешь взять?

– Тонну.

– Пфф, тонну! Писи крошки Хаси. Об тонну только руки испачкаешь. Как ты ее собираешься вывозить?

– Самолетами. Через летчиков, стюардесс.

– Канал отлажен?

– Пока нет, – откровенно сказал опер.

– Да ты загребешься пыль глотать – по воздуху сбыт налаживать.

Синичкин-старший видел: с ним говорит действительно владетельный и по-настоящему деловой человек. Поэтому он оставил разговор про тонну, который был ничем иным, как дымовой завесой для шестерок, и прямо сказал:

– Вагон целиком возьму. Рефрижератор то есть. Сможете обеспечить? С чистыми документами?

– Сорок тонн? Смело. А что с оплатой?

– Половина в момент отгрузки, половина после реализации.

– Денег сколько пришлешь за вагон?

– Скажите вашу цену, – твердо взглянул Синичкин-старший в переносицу поставщику.

В магазинах красная икра в Советском Союзе практически не продавалась, была, как говаривал Райкин, фифицитом. Торговали ею через предприятия, столы заказов – то есть, по тогдашней терминологии, давали. Потом в семьях вожделенную баночку долго хранили и наконец выставляли на пиршественный стол на какой-нибудь большой праздник: Новый год или день рождения.

Стограммовая жестяная баночка икры стоила в те времена четыре рубля двадцать копеек. Значит, килограмм в розницу тянул на сорок два «рэ», а если считать на тонны, конечная цена товара составит немыслимые, не представимые для советского человека деньги: один миллион шестьсот восемьдесят тысяч рублей. За такую сумму можно было купить сто кооперативных квартир. Или двести автомобилей «Жигули». Однако если вдруг продавать деликатес через кафе-рестораны, накрутка к розничной цене составит сто процентов. Значит, пресловутый вагон можно будет реализовать в общей сложности как минимум за пять миллионов.

Но огромные риски тоже следовало учитывать. Как везти этот вагон через всю страну? Где хранить? Как наладить реализацию? Ведь постоянно придется подмазывать проверяющих. И в момент отгрузки, и по пути на железной дороге, и при продаже.

– Продам тебе вагон за миллион, – сказал хозяин, – пятьсот штук пришлешь мне в момент отгрузки и столько же – через месяц.

Эта сумма представилась Синичкину справедливой, но его не покидало ощущение общей нереальности происходящего: вот он на краю света уславливается о покупке вагона икры за один миллион рублей – да где он такую сумму найдет?

– Пятьсот тысяч за рефрижератор, – сказал опер, скорее, чтобы поторговаться, – и окончательный расчет не через месяц, а через два.

– Девятьсот пятьдесят «штук» и полтора месяца тебе на реализацию.

Они еще поторговались и сошлись в итоге на семистах пятидесяти тысячах.

– Связь через Бобика. Он даст тебе телефон.

Рядом со столом у хозяина кабинета висела на стене натуральная рында – судовой колокол. Он протянул руку и позвонил в него. Звук разлетелся по всему дому.

В дверях появился давешний шестерка с черным пакетом в руках. Хозяин протянул ему документы и портмоне «Зверева» и кивнул с непонятным выражением. «Прошу», – шутовски молвил помощник, делая Синичкину знак в сторону кулька. На секунду возникло неприятное чувство: «Сейчас они отвезут меня, как они тут говорят, “на Горностай” и закопают».

Но если б он каждый раз пугался в пиковые моменты своей службы – давно б с ума сошел. Синичкин покорно склонил голову. Вертлявый парнишка нацепил на него пакет.

Через пятнадцать минут они вернулись к «Арагви».

Пакет с головы опера сняли, когда он еще сидел в салоне; машина оказалась с тонированными стеклами, то была «Тойота», госномер Синичкин тоже разглядел и запомнил. Он, как и само авто, был понтовым – на лимузин оборачивались: «А 7777 ПК».