Во время прошлой войны Кристина мечтала войти в Эори именно так — торжествующей победительницей, чувствуя, как замирает сердце и как замирают все вокруг неё. Но тогда её внесли в замок на руках или на носилках, тяжело раненую, находящуюся без сознания из-за потери крови и большой дозы обезболивающей настойки. А теперь… теперь она, разумеется, чувствовала трепет и волнение, но эта война была короче и легче предыдущей, а от того великой спасительницей и вершительницей судеб Кристина себя не ощущала. Хотя она слышала, что выкрикивали жители Нижнего города во время её торжественного въезда — они называли её Кристиной Дважды Освободительницей, Спасительницей… Она видела их радостные лица, их улыбки, адресованные ей и её людям. Они любили её. Они были ей благодарны. Но почему ей казалось, что всё это незаслуженно? Что все эти почести были оказаны зря и не тому человеку?
Она решила, что подумает над этим потом.
Ей помогли снять доспехи, лекарь снова проверил перевязки, а служанки (Кристина безумно рада была видеть Грету и Кэси живыми и здоровыми) подготовили горячую воду для ванны, одежду и свежую постель. Увидев порез на щеке, молодая служанка заохала и запричитала, а пожилая лишь вздохнула и покачала головой — заживёт, мол, рано или поздно.
Кристина хотела понежиться в горячей воде лёжа, но потом вспомнила о перевязках на левой щиколотке и правом локте, которые пока не следовало снимать, и попросила служанок помочь ей искупаться стоя. Они вымыли и расчесали её волосы — с огромным трудом, буквально вырывая из них свалянные за время поездки колтуны и смазывая тонкие локоны какой-то особой настойкой крапивы и ромашки. И всё это время Кэси болтала без умолку, рассказывая о штурме и осаде.
— Я думала, это огненные птицы над городом пролетают, не иначе… — качала головой она, натирая жёсткой мочалкой Кристинину спину. — Какие-то дома у самой стены и правда, говорят, сгорели.
— Я велю всё отстроить, — вздохнула леди Коллинз-Штейнберг. Конечно, без ущерба не обошлось, и она видела это — крепостная городская стена сильно пострадала, придётся полностью заменить Восточные ворота и хорошенько отремонтировать Северные, а ещё помочь людям, лишившимся дома из-за того, что на их жилища попали камни от вражеских требушетов и подожжённые стрелы.
— Да мы бы все сгорели, если бы не его светлость, — кивнула Грета, выдирая из волос Кристины очередной колтун. Та поморщилась от боли, но не вскрикнула.
— Да-а, — протянула в ответ Кэси, закатив глаза в восхищении, — я, конечно, не видала ничего, меня никакими коврижками не вытянешь на всякие смертоубийства смотреть… Мы тут и так все от страха чуть не перемёрли, пока у ворот битва шла. Но солдаты рассказывали, я слышала… Говорят, сражался, точно как лев на его гербе, до последнего стоял. А потом ещё, как осада началась, велел отряды собирать и ночью вылазки делать, чтоб этим нелюдям как-то подгадить.
Кристина улыбнулась. Отчего-то эти слова заставили её ощутить странную теплоту в груди. Она жутко беспокоилась за Хельмута, надеясь, что его раны были не столь глубокими и опасными, что он испытал не слишком много боли… Хотя, судя по тому, что говорили лекари, ему пришлось выпить немало обезболивающих настоек — прямо как Кристине в прошлый раз… А ведь она тогда провалялась без сознания почти три дня, и рана потом заживала долго и неохотно. Но, как говорили в народе, до свадьбы зажила, и свадебное платье Кристина смогла надеть уже не поверх бинтов.
И всё-таки, как она была счастлива знать, что Хельмут жив. Если бы он погиб, она бы, наверное, не пережила — её сердце бы разорвалось от боли и чувства вины. Это было бы сродни смерти Оскара или даже ещё больнее… Хельмут был очень важен для неё, и сейчас, кроме него, у Кристины не осталось буквально никого, кто мог бы выслушать, поддержать, помочь словом и делом, кто был бы просто дорог её сердцу.
Одевшись в нижнюю сорочку, брэ и просторный халат цвета индиго и убрав волосы в обычную косу, она быстро поужинала и решила пройтись до комнаты Хельмута. Уже совсем стемнело, часы пробили девять, а на небе высыпали звёзды и взошла неполная, будто надкушенная жёлтая луна. Кристине подумалось, что её друг, возможно, уже уснул… Но она всё же решила зайти к нему и убедиться, что с ним всё более-менее хорошо.
Кристина приблизилась к дверям той комнаты, в которой Хельмут жил последние месяцев пять. Несмело потопталась в нерешительности, подняла руку, сжав пальцы в кулак, и хотела постучать… Но потом подумала, что если он спит, то стук наверняка его разбудит, а ей не хотелось его будить. Поэтому просто осторожно приоткрыла дверь, которая даже не скрипнула, и скользнула внутрь.