Взглянула на него, стоящего прислонившись к стене напротив, руки скрестившего на груди, ухмыляющегося. Если б его уже не знала сколько-то, можно было подумать, что он только ухмыляется. А так — вполне мог быть приступ заботы. В его стиле. И вообще-то, не ему надо меня утешать и волноваться, а наоборот. Но парень выглядит так уверенно, будто скорую только что вызвали не ему. Мне нравится, как он невозмутимо держится даже во время трудностей. Худой, невысокий, но сильный. Невольно вызывает восхищение. Но не уверена, точно ли все так хорошо с ним?.. Раз таскает при себе папку со своим диагнозом и, видимо, рекомендациями, что делать, если ему станет дурно. Раз шутит, что просто так отец его не явится, но вот к похоронам точно приедет. Что за отец такой у него, подлый?! Мне за этого парня грустно.
— Может, обед подогреть? — дружелюбно предложила мама.
— Я бы… полежал. Немного, — смущенно сказал иностранец.
Мама хотела помочь ему дойти, но он протянутую руку в сторону отвел. Ступил ко мне. И, наклонившись, осторожно подхватил за подмышки меня. Потянул, помогая встать. Ноги у меня затекли. И я скривилась. И пошатнулась. Он вдруг… меня на руки поднял. И сам меня в комнату отнес. Мама вначале растерялась, но, когда мы уже к двери подходили, оказалась рядом, отворила.
Ки Ра меня на диван положил, к подушке. И сам лег с краю, ноги оставив на полу. Мама не стала нас беспокоить. И, пригрозив, что покушать все-таки разогреет, исчезла, тихо дверь прислонив.
Мы с парнем какое-то время лежали, не глядя друг на друга.
— Я не трус, — сказал Ки Ра наконец, резко сказал.
Грустно отозвалась:
— Знаю. Эти убитые дети — страшное зрелище.
— Я не трус! — бросил он резко.
— Хорошо, — кивнула, хотя он даже не смотрел на меня сейчас, — Верю.
Мы еще какое-то время лежали. С кухни запахло начинающей поджариваться картошкой. И, кажется, сырой зажариваемой. Мама ее изумительно делает с молоком.
— Моя мать хотел меня убить, — вдруг тихо сказал парень.
— Что?! — резко села.
И застонала от боли. Он сам испуганно сел, посмотрел на меня. Взгляд на грудь мою. Нет. Ниже.
— Кровь больше.
— Ничего, — отмахнулась, — Живая вроде. Но ты… — и испуганно посмотрела на него.
Все-таки, не каждый день люди говорят, что их хотели убить. Тем более, мать родная. А он еще так спокойно сказал об этом!
— Я был маленький, — Ки Ра по животу себя похлопал.
Аа, его мать хотела его убить, когда еще была беременной.
— Я не знал в то время, — он все-таки нахмурился, грустно куснул верхнюю губу, — Может, я тогда не думал. Мать что-то плохой делала. Без врач, — шумно выдохнул, — Но я был остался живой, — отвернувшись, стал смотреть в окно, потом добавил, — Мне быть плохо, когда слышу про аборт. Или, все-таки, я что-то помнил?.. Вот здесь?.. — по лбу своему согнутым пальцем постучал.
— Или здесь, — постучала ладонью над своим сердцем.
Парень как-то странно усмехнулся. Словно и не говорил только что о своей личной драме. Нет, просто опять притворялся, что его это все не до такой степени волнует, чтобы совсем раскисать. Мол, было и было. Противно, но было. И что?..
Потом мы долго молчали. Он не смотрел на меня. Будто стена дома напротив и силуэты редкие за чужими окнами его еще больше интересовали.
— Она сказал, когда я был большой, — вдруг горько признался парень, — Мы ругались. Я дрался. Самый сильный парень школа меня достал. Я хотел его убить. Я победил. Друг его победил, — ухмылка скользнула по тонким губам, — Я всех победил тот день. Я победил всех, кто мучил я. Учитель ругал. Директор ругал. Я ругал. Мать ругал. Мать меня ругал. Она вдруг кричал. Кричал… Зря я тебя родил! Я не хотел ты родить! Я хотел ты убивать. Когда ты был маленький. В животе. Почему ты выжил?.. — вдруг по его щеке скатилась одинокая слезинка, — Мать пил таблетки. Разный таблетки. Вода какой-то… Я не понял, какой вода… Мать трудилась. Я не умер… Я еще живой…
Больше он не плакал. Но напрягся как-то. Нет, все-таки, боль от осознания своей ненужности даже ей его сильно изводила. Хотел отшутиться, снизить градус своих переживаний, но все-таки не удержался — и досказал. И его это страшно мучило.
Грустно сглотнув, я придвинулась, обняла его за плечи, голову ему на плечо положила.
— Ты настоящий, — Ки Ра мягко меня отстранил, — Ты первый кто знал. Но я никому не верю.
Бедный Ки Ра!
Я все-таки обняла его снова. Сразу. Крепко-крепко. На сей раз он не отстранился. Так мы сидели. Долго сидели. Даже когда зашла мама, пригласить нас поесть. Даже когда она торопливо ушла, вздохнув.