Ветер над яром (сборник)

Когда Гюнтер осторожно, придерживаясь за перила, уже спускался по лестнице на первый этаж, то чуть не столкнулся с горничной. Она смерила его холодным взглядом, повернулась и застрочила каблучками вниз. Ступени даже не заскрипели, а дико завизжали, лестница заходила ходуном, словно собираясь вот-вот обрушиться.

“Картофель остыл, пропитался сметаной и стал мягким, — подумал Гюнтер. — Одна надежда на бушедорский салат…”

Гостиная неожиданно встретила его глубокой подвальной темнотой. И только присмотревшись, Гюнтер понял, что окна снаружи закрыты ставнями. Ужин прошел уныло, чопорно, что не вязалось с обстановкой гостиной, в полном молчании и тишине, если не считать перестукивания столовых приборов. Канделябр с двумя свечами освещал стол ровно настолько, чтобы различить блюда. Колеблющееся пламя свечей должно было создать все ту же готическую таинственность, от которой Гюнтера уже воротило.

Против ожидания, бушедорский салаг оказался вполне приличным, чего нельзя сказать о бенедиктине — ординарном, самой низкой категории, обычно употребляемом домохозяйками при изготовлении тортов. Гюнтер постарался поскорее закончить ужин, кивком попрощался с охотником, сдержанно поблагодарил горничную, выполнявшую роль прислуги, и поднялся к себе в номер.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Встав с рассветом, Гюнтер выпил заказанную с вечера чашку какао, расплатился, отклонил предложение портье заправить автомашину и покинул “Охотничье застолье”. Над дорогой висел холодный утренний туман, выползший из болота. Шины “бьюика” шипели по сырому от росы асфальту, но вскоре перешли на деловой бесшумный ход — шоссе взбиралось на холм. И туман остался в низине.

Ведя машину по пустынному шоссе, Гюнтер пытался мысленно составить хоть какое-то подобие целостной картины предложенного ему дела, но ничего не выходило. Досье, на изучение которого он вчера потратил часа три после ужина, представляло хаотический набор наспех надерганных из дела документов. Половинчатые допросы свидетелей. Иногда без начала и конца, иногда без середины. Заключение судебно-медицинской экспертизы явно из другого дела о трупе какого-то повешенного, с отрезанной после смерти рукой, вскрытой грудной клеткой и вырванными зубами. И почти ни слова об украденных детях и их родителях. Упоминание пола похищенных детей осталось где-то на листах, которые Гюнтеру почему-то не предоставили, а из сведений о родителях были известны только фамилии рожениц. Охотник явно чего-то недоговаривал, пытаясь прикрыться сказочкой о своем незаконнорожденном сыне. Какие к черту незаконнорожденные дети в наше время! От этого на километр несло фальшью, как и от ретро-обстановки мотеля “Охотничье застолье”. Кот по-прежнему оставался для Гюнтера “котом в мешке”.

Шоссе вывело “бьюик” на вершину холма, и оттуда открылся вид на Таунд. Расположенный в низине между окружавшими его холмами город был подернут легкой дымкой тумана. Именно тумана, а не смога. Направляясь в Таунд, Гюнтер основательно проштудировал путеводитель и почерпнул из него, что промышленных предприятий в городе практически нет.

Пока “бьюик” спускался по шоссе к городу, Гюнтер имел достаточно времени, чтобы рассмотреть окрестности, и даже определил точку, с которой была сделана фотография для путеводителя. Таунду давно перевалило за пятьсот лет, но он как был, так и остался небольшим и заштатным — население и сейчас не насчитывало двадцати тысяч человек. Судя по путеводителю, жители Таунда очень гордились древностью города, и по специальному постановлению бургомистрата здесь не разрешалось строить новые здания. Впрочем, шестиэтажная коробка современной гостиницы из стекла и бетона, словно в насмешку названная “Старый Таунд”, все же была построена и возвышалась над позеленевшими от времени крышами у самого въезда в город. Несмотря на активный протест граждан, хроническое безденежье вынудило бургомистрат продать участок земли какому-то предприимчивому дельцу из Сент-Бурга для сооружения гостиницы. Однако туристы обманули ожидания бургомистрата и предприимчивого дельца и не спешили в этот богом забытый край, вечно затянутый ис- парениями гнилых болот.

Гюнтер перевел взгляд с гостиницы на центр города, где остроконечной башней возвышалось здание ратуши с огромным, видимым и отсюда циферблатом старинных часов. Согласно путеводителю у ратуши располагалась еще одна гостиница под названием “Корона” — ровесница чуть ли не первых построек Таунда. Интересно, зачем портье в мотеле солгал ему? Или хозяин “Короны” прогорел, не выдержав конкуренции со “Старым Таундом”?