Ветер над яром

— Да кабы одному мне страдать? Всю деревню согнали, — Фома ей отвечает. — А ты, помню я, Бухтарму охранять помощников ищешь. Теперь готов послужить.

— Ну так прыгай сюда! — девка Фомку рукой поманила.

Раскачался парень пошибче, оторвался от вершины. В этот миг девка глазами сверкнула, и чует он, будто ветром его подхватило, и прямо к ногам девкиным бурундуком прыгнул. Глядь — и девки нет, вместо нее кошка глазами сверкает. Повернулась, с уступа на уступ со скалы побежала. Фомка в бурундучьем обличий за ней поспевает. Скоро по тропе меж гор побежала. Тропа все шире становится, по бокам — склоны гор, лесом густым поросшие. Вскоре на лужке очутились. Вскочив на него, кошка девкою обернулась, и Фомка человеческий облик принял.

— Ну, — говорит, — теперь я не подмога. Ты мне давно приглянулся, да по душе ли будешь бухтарминским жителям? — И скрылась за деревьями. Лишь услышал он, будто над головой сказал кто-то:

— Ступай вниз по тропе, да смело вперед гляди.

Пошел парень один, вдруг с боку присвистнул кто-то, потом с другого заухало. Не робеет, однако, Фомка, смело вперед глядит, а сосны да кедры совсем близко к тропе подступают. И вдруг кругом зашуршало, затрещало, и мужики здоровущие бородатые перед мальцом выросли: шапки набекрень, ружья наизготовку:

— Сказывай, зачем пожаловал? Своей волей пришел али лазутчик берг-коллегии?

— Своей, — говорит, — волею, а от коллегии этой всему люду худо.

Тут один, главный видать, высказал:

— Будет мальца-то пытать. — И к Фомке: — А ты, парень, однако, с достоинством, взор ясный, голову не опускаешь. Любо на такое глядеть. Ну, а коли с добром пожаловал, будь гостем бухтарминских жителей.

И пошел Фомка за мужиками. Вскоре вышли из леса, и долина прекрасная перед взором открылась. По краям долины горы высятся, вдоль нее река бежит светлая, на крутом берегу — село богатое частоколом огорожено, а за ним луга, пашни обширные, выше, на лугах, олени пасутся, у каждого будто корона на голове.

“Эй, кабы отца, мать сюда, — Фомка вздохнул, — да старика Егора с его старухою и остальных, кому за скалами худо!” — И дальше за мужиками пошел. Привели его в село, накормили, напоили, к старейшинам на сход повели.

— Ответствуй, — говорят те, строгим глазом на Фомку уставившись, — как в Бухтарме очутился?

Фомка и рассказал: как впервые в окошке лико девичье увидал, как встретился с дочкой Горного, как в бурундука его превращала и как ему указала путь в Бухтарму.

Оживились, заговорили старики.

— Ну, коли дочка Горного Батюшки тебе пособляла, тогда другой разговор, живи в Бухтарме, работы крестьянской у нас достаточно.

Тут самый старый дед, на клюку опираясь, поднялся. Фомка насторожился — взгляд у старика острый, голос крепкий. Говорит:

— Разумей, парень, главное — не токмо трудники Бухтарме нужны, но и воители. За перевалом от властей тяжко, однако ж Российская сторона — Родина, защищать надоть ее от ворога. Маньчжур аль джунгар попрет — тут и храбрость, и сноровка, и воинское умение нужны.

Махнул рукой дед и объявил: сходу конец.

Стал Фомка в семье мужика Кузьмы жить. Того, что на перевале встретил его и первым ласково поглядел. Кузьма его в горы стал брать, оленей бухтарминских пасти и секрет поведал целебного снадобья, которое из рожек оленьих по осени получают. Человеку от него здоровье великое, потому и ценится не менее золота. По весне, когда хлеба нехватка, мужики оленьи рожки в китайской стороне на зерно аль муку меняют. Фомка с оленями запросто управлялся, а заодно и мужицких лошадок припасывал. Через недельку бока у коней заблестели. Мужики это заметили.

— Видим, — говорят, — твое усердие. С делом справился, к жатве коней нагулял. Скоро и начнем хлеба убирать.

Вот перед жатвой, в одну из последних ночей, сидит он у костерка. Вдруг тоненько заржала кобылка одна. За ней жеребчик храпнул, в сторону покосился. Фомка туда глядь — в тумане предутреннем темное пятно замаячило. “Никак человек!” — Фомка подумал.

— Эй, — крикнул грозно, — зачем лошадок пугаешь?! Кто такой, сказывай?!

Тут вроде ветерок подул, туман реже стал. И увидел он — девка-охотница, дочка Горного подходит к нему.

— Ах, это ты! — узнав ее, сказал Фомка, улыбаясь. — Чего ж сразу-то не окликнула?

Девка тоже с улыбкой в ответ:

— Тебя испугать опасалась.

Фомка вспыхнул:

— Али не знаешь, не из пугливых я! Да и чего опасаться? Тут люди приветливые, разве что старики суровые. Ну, да они жизнь прожили, о судьбе Бухтармы беспокоятся.

Тут опять ветерком повеяло. Носом Фомка потянул:

— Никак из-за гор валит? — Фомка обеспокоился. — Али тайга у джунгаров горит, али костер большой наши дозорные разложили.

— Правильно говоришь, тебя упредить хотела, а ты и сам догадался. Дозорные на перевале огонь разложили. Кон-тайша джунгарский на этот раз похитрей оказался, полез засветло, чтоб во тьме ночной дым от огня в селе не заметили. Беги, буди жителей!