Ветер над островами

Мы прошли в ворота, створки которых, сделанные из толстенного деревянного бруса и перехваченные стальными лентами, были распахнуты настежь, и оказались в не таком уж обширном дворе — я ожидал другого. Внутри форт был поделен стенами на несколько отдельных территорий, и вся левая, если смотреть от центрального прохода, сторона была отгорожена.

Сам центральный проход был вымощен кирпичом и сейчас ремонтировался. Небольшой участок был огорожен бечевкой, и там двое в простых холщовых портках и длинных рубахах подновляли песчаную подушку. На лицах у обоих виднелась татуировка, причем татуировка фигурная, плотная, покрывавшая почти всю кожу, — не слово «НЕГР», выбитое клеймами. «Природная», так сказать.

— Это кто такие? — шепнул я.

— Негры, на город работают.

— Пленные?

— Нет, пленных дальше отправляют, на рудники, в наказание, — ответила Вера. — Там тяжело, а здесь оставляют тех, кого купили. Или кто сам пришел.

— А у кого покупаете? — удивился я.

— У турок чаше всего.

— А у этих, из Племени Горы?

— С ума сошел? — поразилась она моему вопросу. — Племя Горы ловит негров из племен, что близко живут. Им убежать ничего не стоит, свои рядом. Или какую другую пакость сделать. А турки привозят издалека, и им бежать некуда.

— А в местные племена?

— Племена не любят чужаков с другой татуировкой, — объяснила Вера. — Сделают рабами или просто убьют. Или перепродадут Племени Горы, а те — туркам.

— А у вас свои негры есть? — спросил я. — Ну дома в смысле.

— У нас Василий работает, его еще дед нанял. Старый совсем. И все.

Смысл моего вопроса до девочки явно не дошел. А я по-другому и сформулировать не мог, да и ляпнуть лишнего опасался.

— Но он уже не негр на самом деле, — продолжала она между тем. — Лет двадцать как не негр уже.

— Это как? — теперь уже не понял я.

— Если негр готов вступить в лоно Церкви Христовой, то он ходит в больницу при храме, и там ему начинают выводить татуировку с лица, — вновь пустилась в объяснения моя спутница. — Когда ее всю сведут, местный преподобный допускает его к Крещению. И после этого он совсем свободный человек, потому что никто не вправе принуждать христианина, вернувшего себе облик Божий. Правда, никто и не обязан его больше кормить, поэтому он должен найти себе работу.

— Ага… — только и нашелся я что ответить.

Так… то есть статус вот этих двоих, что плиту укладывают, что-то вроде «химиков». Ладно, будем пока как-то так считать.

— Вот здесь полковник сидит, — сказала между тем Вера, указав на низкую деревянную дверь в стене массивного одноэтажного флигеля, напоминающего цейхгауз.

Никакой охраны у двери не было, поэтому мы просто толкнули дверь и оказались в полутемном и довольно прохладном, особенно после уличного зноя, помещении. Низкий потолок, маленькие окна в глубоких нишах, длинный стол, за которым сидела уже знакомая четверка — «Цыган», недавно на наших глазах клеймивший преступников, и трое его помощников, все с висящими на шее латунными бляхами со знаком креста и какой-то надписью. На столе, на металлической подставке, расположился кипящий чайник, а на развернутой бумаге красовалась горка свежих калачей.

В углу комнаты стояла ружейная пирамида, в которой в рядок выстроились вороненые винтовочные стволы, на стене висели какие-то плакаты о розыске и объявления и еще черный простой крест. К моему удивлению, никаких икон в «красном углу» я не увидел, хоть и ожидал.

— Чем служить можем, уважаемые? — спросил пожилой дядек, тот, что держал на казни коробку с клеймами.

— Нам бы к полковнику, — сказала Вера. — О нападении на обоз рассказать.

— Туда проходите, — лаконично сказал он, указав на еще одну дверь, в дальнем конце караулки.

— Спасибо, — хором ответили мы и направились туда.

За дверью оказалась еще комнатка, теперь уже совсем тесная, большую часть которой занимал письменный стол, заваленный бумагами. На побеленной стене, возле обязательного креста, висела большая карта окрестностей города с какими-то пометками и воткнутыми в нее флажками и значками. Еще на стене, на крючьях, как у оружейника на стенде, висело несколько разных винтовок.

За столом, на простом и не слишком удобном стуле, грубо сколоченном из деревянных брусков, сидел среднего роста человек в сбитой на затылок шляпе. Недлинная борода, худое и умное лицо, загорелое на местном солнце до цвета мореного дерева, голубые, очень светлые глаза. Одет он был в черную жилетку-разгрузку с множеством карманов и серую рубашку под ней, с завернутыми до локтей рукавами. Все левое предплечье покрыто целой сеткой шрамов, словно кто-то пытался прожевать руку этого человека и немало в этом преуспел.

— Проходите, не стесняйтесь, — подбодрил он нас, едва мы показались на пороге, и снимая шляпу при виде Веры. — С чем пожаловали?

— Обоз наш побили, — сказала Вера. — Павла-купца, что с Большого Ската, какой на Торг пошел. Мы двое уцелели, и больше никого.

— Кто? — спросил полковник, поднимаясь из-за стола и делая шаг к карте. — И где?