Ветер над островами

Когда вернулись, то обнаружили, что на судне жизнь била ключом. Игнатий справедливо счел, что команда достаточно отдыхала, пока болталась на берегу, и всем дело нашел. Даже кок, которого все звали Сашкой, молодой, длинный и неприлично тощий для повара, был занят приемом и подсчетом припасов. Двуколка с впряженным осликом подвезла на пирс целый штабель ящиков, в которых были овощи, фрукты, яйца в коробках, переложенные стружкой, вяленое мясо и консервные банки из чуть желтоватой жести, про содержимое которых мне сердце намекнуло — тушняк.

Остальные разбирали снасти, что-то делали с ними, что — мне не понять, один из морячков драил палубу резиновым скребком, — в общем, порядок был на судне. Затем вахтенный остался на палубе, а остальные, меня включая, спать отправились, что оказалось не так уж просто с непривычки — одна половина моряков храпела вперегонки, а второй это все было без разницы. И только я долго ворочался в неудобной провисающей койке, пока все же не уснул.

* * *

К удивлению моему, будить меня с утра никто не стал. Проснулся я отзвука плещущейся в деревянный борт волны и ощущения того, что мир начал вокруг меня покачиваться. Честно говоря, огорчился — хотелось застать этот момент первого в моей жизни отплытия на настоящей парусной шхуне.

Подхватился, вытащил из сундучка несессер с туалетными и метнулся по трапу наверх, шурша тростниковыми тапками. Кричали чайки, утренний ветерок был пока свежим, жара еще не навалилась, хоть солнце уже взошло, а вода из темной ночной превратилась в бирюзовую утреннюю.

Суеты на палубе не было. Игнатий сам стоял за штурвалом, двое моряков возились с чем-то у канатного ящика, Иван-моторист смазывал уключины у висящей шлюпки, самый молодой из матросов, отзывавшийся, как я вчера заметил, на имя Федька, рыжий, конопатый и круглоголовый, с едва пробивающейся редкой бородой, сидел с банкой белой краски в руках возле рубки, аккуратно нанося неизвестно какой уже по счету слой на ее стену. Из камбуза слышался звон кастрюль, а из трубы над ним несло запахами кухни.

Вера тоже не спала и сейчас стояла на самом носу судна, держась за ванты и глядя куда-то вдаль, и ветер трепал две черные ленточки на ее новой соломенной шляпе. Я подошел сзади, спросил:

— А что меня не разбудили? Не многовато ли чести?

— Я попросила, чтобы не будили, а то ты ни одной ночи не спал толком, — сказала она, обернувшись, а затем спросила: — Красиво, правда?

Шхуна с наполненными попутным ветром парусами шла по широкому проливу между двумя большими островами. Остров справа был покрыт лесом, в сплошной зеленой стене которого были видны следы вырубок, а тот, что слева, холмистый и зеленый, поднимался от воды пологими террасами, и если приглядеться, то можно было увидеть стада коров, пасущихся на зеленой траве. Картина и вправду поражала своей яркостью и какой-то праздничностью — яркая вода с искрами солнца в мелкой волне, сочная зелень, ярко-голубое безоблачное небо, белые паруса — действительно красота. Тишина и покой: парусник — не пароход, лишь плеск из-под форштевня слышится.

— Верно, красиво, — согласился я. — А что за острова?

— Тот, что справа, — Зеленый, а слева — Пастуший, — пояснила она. — На Зеленом плантации какао, а на Пастушьем… ты сам видишь, там скот разводят.

— Большой остров должен быть, — немного удивился я.

— Самый большой, на день пути, — подтвердила Вера. — Не меньше двух тысяч человек на нем живет.

— Помню… по карте помню. Это мы часа три уже идем?

— Примерно, — подтвердила она. — Зато выспался наконец, чего расстраиваешься? У тебя на борту все равно постоянных дел нет, мы ведь с тобой пассажирами.

— А сколько ходу?

— Три дня примерно — как ветер будет. Тут лучше у Игнатия спрашивать.

Острова с обеих сторон понемногу расступались, впереди виднелись другие, поменьше, а вообще чистого горизонта в этих местах не было совсем. Куда ни глянь — везде островок виднеется или два. Или три.

— А острова здесь все заселены? — спросил я у Веры.

— Нет, только самые большие, где пресная вода есть. Кому надо жить там, куда воду возить приходится? Бывают лагеря рыбаков, например, или охотников на морского зверя. Контрабандисты товар прячут иногда.

— А что за контрабанда у вас? — заинтересовался я. — Вроде же других народов в этих краях нет, что за пошлины?

— Нельзя с неграми торговать иначе, чем через Новую Факторию, — сказала она. — Еще нельзя серебро добывать самостоятельно, а только на казенном руднике. И сдавать его надо в Новую Факторию. С неграми торговать не всем можно, а лишь по реестру. Вот и контрабанда.

— Турки или свои?

— И свои, и турки, — ответила она. — С турками вообще сложно — они и ружья племенам продают, рабов нелегально вывозят, серебро на малых шахтах добывают тайно и в слитках отправляют. Много что делают.