Ветер над островами

Шестичасовая вахта моя закончилась среди ночи. В моей реальности, насколько я помню, судовые вахты были по четыре часа, а здесь вот так, в полтора раза длиннее. Отстоял ее без всяких приключений, да и спать пошел, с наслаждением завалившись в уже привычный гамак. Плеск волны в деревянный борт, сопение и храп экипажа, темнота, разгоняемая тусклой масляной лампой в толстом стекле, и ощущение нереальности происходящего, от которого мне так до сих пор не удалось избавиться. Как кино смотрю, честное слово. А в зеркало так вообще лучше не глядеться, там вместо знакомого человека какой-то бородатый персонаж в шляпе и с винчестером. Мой мозг как-то до сих пор не в силах переработать такой образ, переместить ее из папки «картинки» в папку «реальность». Хотя разбитая в драке морда и рассаженная при моем появлении в этом мире голова болят до сих пор вполне правдоподобно. Боюсь, что если бы не эта боль, то я до сих пор пытался бы проснуться. И с этими мыслями заснул.

А проснулся от того, что Иван-моторист хлопал меня по плечу, приговаривая:

– Вставай, человек Божий, вставай. Сейчас торг начнется, все, кто не грузит, охранять шхуну должны. Негры народ такой, лучше с ними в рассеянность не впадать, сам не заметишь, как башки лишишься. Вставай.

– Ага, понял. – засуетился я, свешивая ноги с гамака и как конь, мотая башкой, чтобы согнать остатки какого-то удивительно приятного и мирного сна, от которого не осталось никаких воспоминаний, лишь впечатление.

Было солнечно, тихо, пахло морем и зеленью с близкого берега. Шхуна стояла на якоре посреди небольшой бухточки, метрах в двухстах от сплошь заросшего зеленью склона, окаймлявшего ослепительный изумруд воды желтоватой каемкой песка. Орали птицы, над головой носилась целая куча чаек.

Вера, держа в руках раскрытую складскую книгу, что-то быстро записывала в нее карандашом, время от времени поднимая голову и щурясь на солнце. Карандаш она при этом мусолила во рту, и на ее губе появилось синее пятнышко. Рядом с ней стоял вооруженный карабином и револьвером Игнатий.

Экипаж уже суетился на палубе, открывая люк и устанавливая над ним раму под лебедку. У верхней перекладины рамы один конец выдавался далеко в сторону, образуя самую настоящую стрелу крана, и нависала она над пришвартованным к борту шхуны довольно большим плотом, рядом с которым покачивались на мелкой волне две уже знакомые длинные лодки с балансирами. В каждой из них сидело по три человека с уже знакомыми длинными однозарядными винтовками, а на самом плоту суетились еще четверо, перегружая с места на место увесистые сосуды из какой-то плотной древесной коры, напоминающей бересту, но отличающейся густым коричневым цветом.

Под цвет этой коры были и сами люди. Их европейское происхождение не вызывало ни малейшего сомнения, постриги каждого, умой и удали татуировки, украшавшие их лица и тела, и можно, переодев, выпускать их на московские улицы, никто оглядываться не станет. Наряд же их состоял из самых настоящих саронгов – длинных запашных юбок, разукрашенных какими-то орнаментами, и болтающихся на шеях ожерельях. Все были худыми, сильными, хоть и не особо крупными, похоже, что их предкам пришлось пройти через голодные годы.

– С добрым утром, – поприветствовал меня боцман. – Хозяйку тебе отдаю, а сам на бак пойду. Глаз с негров не спускай, доверие им только тогда, когда ты его на мушке держишь. Понял?

– Понял, дело простое, – кивнул я, скидывая с плеча винчестер и загоняя патрон в патронник. – Пригляжу. Боцман ушел, а я тихо спросил девочку:

– Как ты? Справишься? Занималась этим уже?

– Никогда, – так же шепотом ответила она. – Отец занимался, а я смотрела. Страшно, аж жуть.

– Ничего, ты умная, о деле думай, – подбодрил я ее. – А насчет проблем каких не беспокойся, я с тобой, за всем пригляжу. Торгуй как надо.

Между тем с борта судна сбросили веревочную лестницу с деревянными ступенями, по которой на борт поднялся немолодой человек в ярко-красном саронге, который был у негров явно за главного. Я присмотрелся к нему, впервые наблюдая «негра в природных условиях». Среднего роста, жилистый, с крупными кистями рук и широкими плечами, явно сильный и ловкий до сих пор. Короткая седая борода, заплетенные в косу и собранные узлом на затылке седые же волосы. На шее ожерелье с кучей каких-то амулетов, на вышитой цветным бисером ремне через плечо – вполне добротный револьвер в кобуре. Насколько я успел разобраться в реалиях этого мира – это намек. Револьверов неграм никто не продавал, он мог взять его только с трупа. А надеть вот так, на торг, исключительно для того, чтобы показать всем, что относиться к нему следует всерьез.

Татуировки на теле было много, хватало ее и на лице – узор в виде переплетающихся ветвей окружал все лицо от висков до подбородка, на лбу же у вождя, равно как и у всех остальных его людей, было выколото довольно искусно изображение ската.