Ветер над островами

Семен не смог добежать до конца прохода, и, кажется, он просто испугался показаться перед людьми в таком виде — бегущим на четвереньках и подгоняемым палкой. Позору он предпочел смерть, то есть свалился на землю и прикрыл голову руками, хотя по голове-то я его ни разу и не ударил. А на задницу ему никаких рук не хватило бы, потому что объемом она была под стать своему владельцу.

Я оглянулся. Конопатый так и скулил, сидя на земле и зажимая нос, «кожаный жилет» уже бежал, пусть неуверенно и колченого, к дальнему от нас концу прохода, а сутулый, зажав руки между ног, лежал на земле и отчаянно ругался.

— Не сквернословь! — заявил я и, чуть нагнувшись, треснул его палкой по голове.

Бумкнуло, но он вроде даже и не заметил. Ну ладно.

— Все, представление закончилось, — объявил я. — Если у кого есть вопросы — задавайте сейчас, а то потом некогда будет: дама ждет.

— Пошел ты… — пропыхтел сутулый, но я решил, в силу незавершенности оскорбления, таковым его не считать.

— Верно, пошел, — кивнул я. — Пиво, танцы, все такое. И к доктору сходите, мало ли!

И пошел: обратно в зал.

Народ, сидевший на заборчике и стоявший у входа, посмотрел на меня с неким любопытством. Видать, звуки драки сюда доносились хорошо. При этом по поведению окружающих ясно было, что такие драки за углом здесь не редкость, а как и подобает — один из главных атрибутов танцев. Ну оно и понятно: у нас, даже если классику почитать, всегда узнаешь, чем характерны были такие вот танцы и танцплощадки. Да и собственный опыт хулиганской юности еще не совсем забылся.

Когда я нашел Аглаю, она как раз с родственниками разговор закончила и явно искала меня глазами. Помахал ей рукой, спросил, подойдя ближе:

— Станцуем?

— Приглашаешь?

— А как же!

Оркестрик как раз заиграл что-то медленное и романтичное, в самый раз даму приобнять за талию. А что еще нужно?

Не знаю, во сколько танцульки закончились, на часы не глядел. Да и какая разница? Когда оркестрик собрал инструменты, расходиться начали не все, многие продолжали пить у стоек, но мы с Аглаей пошли на улицу, на воздух. Вроде и просторный зал, и вентиляция приличная, а от такого скопления людей все равно душно было.

Аглая оказалась верхом, что естественно. У коновязи подремывала легконогая вороная кобыла, за коновязью присматривал сторож — рослый старик с большим револьвером на поясе. Не думаю, что в нем реальная необходимость была, но черт его знает. Он получил какую-то монету, поклонился солидно, показал жестом — мол, проходите.

— Ну… я все, я поехала, — сказал Аглая, отвязывая лошадь и перекидывая поводья ей через голову.

— А проводить можно? — вдруг осенило меня идеей. — Мне до дома два шага всего, я мигом!

— Зачем? — удивилась она. — Спать иди, я за час до дому доберусь.

— А я тебя охранять буду, — решительно заявил я. — У меня вообще работа такая.

— От кого?

— Ну… от акул, — ответил я, немного подумав. — Они тут очень опасные.

Пораженная глубоким смыслом моего ответа, Аглая помолчала секунду, потом осторожно уточнила:

— А… где я их встречу?

— А где бы ни встретила! — решительно ответил я. — Они раз — а я тут как тут.

Она только покачала головой, явно сдерживая смех, затем открыла притороченную к седлу сумку из толстой кожи, вытащила ремень-патронташ с кобурой.

— Видишь? — показала она мне оружие. — Никакая акула не устоит. Ты лучше ко мне завтра приезжай, к полудню — считай, что я тебя в гости пригласила. Приедешь?

— Ну а как ты думаешь? — улыбнулся уже я. — Нет, прямо сейчас возьму — и откажусь. Приеду, конечно.

Она надела ремень, затем легко вскочила в седло. Застучали по пыльной дороге копыта ее лошади, и вскоре темнота скрыла от меня Аглаю. Свидание закончилось, можно было идти домой, спать. Пора, устал на самом деле так, что ног под собой не чую. И настроение такое, что хоть пой во всю глотку, буди весь город — пусть потом даже всякими тяжелыми предметами забросают.

* * *

К полудню жара навалилась на остров со всей своей силой, и я впервые оценил по-настоящему необходимость носить шляпу. Соломенные поля отбрасывали тень и на лицо и шее обгореть не давали. Солнце здесь жесткое, я уже под ним загорел так, что сам себя в зеркале с трудом узнаю — то ли араб там, то ли и вовсе мулат какой-то. Кстати, если в этом мире негры настоящие еще остались — их как теперь называют?