— Есть разница и большая! — орет парень и толкает меня в снег. Не знаю, каким чудом удается устоять на ногах. Ох, лучше бы этот чокнутый не нарывался, а то могу и сорваться. — Ты к Агнии идешь?
— Еще раз повторяю вопрос: какая тебе разница?
— Она моя, слышишь, только моя! — сатанеет парень. — Я не отдам тебе ее, не надейся даже!
Снова пытается меня толкнуть, но на этот раз оказываюсь проворнее: бросаю пакет и хватаю его за грудки. Он тощий, ниже меня ростом и уже в плечах, хотя я, прямо скажем, и не богатырь.
— Слышишь, ты! — понижаю голос и говорю медленно, чтобы до этого доходяги дошел смысл каждого моего слова. — Не смей трогать меня своими ручками, ясно? А то откручу тебе их от плечевых суставов, свяжу крестиком и полетишь на этом пропеллере в голубую даль. Ты меня понял? Не смей указывать, куда мне идти. Я тебя знать не знаю, какие у тебя ко мне претензии? Отвечай!
— Агния — моя девушка, а ты не имеешь права ходить к ней в гости, — шипит парень, и до меня постепенно доходит, почему мне кажется, что уже видел его раньше. Это же тот товарищ, что порывался отвезти Агнию в больницу. В принципе, я ожидал чего-то подобного — такая девушка не может быть одна. Просто я — дурак — поверил, что могу быть ей нужен.
Но с другой стороны, разве это дрыщеватое создание с гневно горящими глазками может быть мне конкурентом? Я же видел, как Птичка смотрела на меня, как смущалась и краснела, запрещала мне пить. Я не идиот и понимаю, что девушки не будут так себя вести, если парень им до лампочки.
— Если она твоя девушка, то ты должен знать, что мы с ней повязаны контрактом, — усмехаюсь и отпускаю лацканы его кожаного плаща. — Так что не гонори, придурок.
Чуть толкаю его, и парень отпрыгивает на несколько шагов, балансируя, чтобы не упасть. На его узком лице написано всепоглощающее презрение, а глаза мечут яростные молнии. Мне так смешно от его гримас, что не могу сдержаться и смеюсь, снова поднимая с земли брошенный пакет с провизией.
— Так что лучше не попадайся мне больше на глаза, а то зашибу, — говорю спокойно и берусь за ручку двери.
— Филин, — окликает он меня, когда я уже одной ногой стою в подъезде. Мне не нравится, что он знает мое прозвище. — Как там твоя мамочка? Хорошо ее в больнице кормят?
Черная пелена ярости накрывает, и я резко поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть в лицо тому, кто смеет так со мной разговаривать, но вижу только, как этот самоубийца улепетывает. Ох, не нравится мне этот субъект. И что только Птичка в нем нашла? И откуда он знает о моей матери?
Зато информация, что у нее есть парень, немного понижает градус страсти внутри, поэтому уже не боюсь, что наброшусь на девушку у порога.
Чем выше поднимаюсь по лестнице, тем отчетливее слышу музыку, доносящуюся из-за чьей-то двери. Знакомые до боли аккорды и слова бьют прямиком в сердце.
*
Не пойму, откуда эта музыка, из-за чьей двери, но вдруг слышу приятный девичий голосок, довольно сильный и красивый, подпевающий солисту. Я узнаю этот тембр, хоть ни разу и не слышал, как Птичка поет.
Преодолеваю лестницу, перепрыгивая через три ступеньки, и замираю у двери: что я ей скажу? Просто проведать пришёл? Да, именно так. Только хочу нажать на звонок, но замечаю, что дверь слегка приоткрыта — наверное, ее парень, уходя, неплотно прикрыл. В голове проносятся мысли, одна страшней другой, как в открытую семи ветрам дверь врываются подонки… Определенно, нужно больше отдыхать.
Слегка толкаю дверь, и та бесшумно открывается. Музыка звучит громче, а Птичка так самозабвенно поет, что начинаю смеяться. Не знаю, в какой комнате она находится, но по звуку найти не сложно, однако все-таки решаюсь окликнуть певицу, а то еще от испуга, завидев меня, инфаркт схватит.
— Птичка, ты где чирикаешь?
*
23. Самая замечательная девушка во Вселенной