Ветер нашей свободы (СИ)

— Ты для меня не просто девушка, с которой я вынужден, не по своей воле, общаться по условиям контракта. Сама видишь, фотосъемка почти сразу перестала быть основной связующей нас нитью, превратившись в повод. И, кстати, единственное, что заставило меня согласиться — твоя кандидатура в качестве фотографа.

— Неужели? — ее голос тихий, и я чувствую легкую дрожь, прошедшую по ее слишком сексуальному телу. — Никогда бы не подумала.

— А ты подумай, — усмехаюсь, ощущая, как сильно волнуют ее мои прикосновения. — На самом деле, не знаю, что испытываю к тебе. Любовь ли это? Не хочу тебе врать, но одно ты должна уяснить: никогда раньше никто мне не был дороже тебя. И я знаю, что пропади ты из моей жизни, меня, наверное, разорвет изнутри. От боли.

Хочется, чтобы она поверила, чтобы поняла. Потому что мне сложно об этом говорить — не научен выказывать свои эмоции, разучился чувствовать. Однажды просто запретил себе любить — от этого одни неприятности. Но Птичка… то, что чувствую к ней ни на что не похоже — будто я долго находился под водой и, наконец, всплыл, получив возможность, впервые за долгие годы, надышаться.

С каждым моим прикосновением, с каждым поглаживанием она все больше расслабляется, как будто ее тело только этого и ждало.

— Что ты делаешь? — ее голос прерывается, словно в комнате разом закончился кислород.

— Догадайся.

Наклоняюсь и дотрагиваюсь губами до ее кожи — такой нежной и шелковистой. Мне нравится, что ее тело чистое — ни одного рисунка, ни одного тату. Контраст между нами заводит еще сильнее.

Каждый поцелуй, которым я "клеймлю" ее, отдается во мне сладкой болью — Птичка настолько прекрасна, что дух захватывает.

Вдруг она опирается руками о столешницу, резко поднимается и поворачивается ко мне лицом. Смотрю в глаза и меня поражает, насколько затуманен ее взор, сколько в нем желания. Если до этого момента еще мог сдерживаться и изображать из себя джентльмена, то сейчас внутри будто рушится плотина. Теряю контроль — возможно, всему виной алкоголь или огромные глаза, что манят и зовут, но я набрасываюсь на нее как голодный путник. Она нужна мне как никогда раньше. Как никто раньше.

Подхватываю ее под ягодицы — такие округлые и аппетитные — и усаживаю на стол. Она обхватывает меня бедрами и инстинктивно прижимается ко мне, от чего пульсация внизу живота становится невыносимой. На ней надеты, обтягивающие ее соблазнительный зад, короткие шорты, и я чувствую под пальцами шелк ее кожи, когда медленно провожу руками по бедрам.

— Ты невероятная, — шепчу, оторвавшись от ее губ. — Если я буду слишком груб, со мной такое случается, скажи.

— Помолчи уже, — Птичка запускает руки в волосы на моем затылке.

— Что ты со мной делаешь?

— Хочу тебя.

После этой фразы, сказанной тихим, глубоким голосом, все шлагбаумы летят к чертям. Срываю с себя футболку и помогаю снять майку той, кого желаю до безумия. Одно движение и белье тоже летит на пол.

Она широко распахивает глаза и, протянув руки, начинает водить пальцами по рисункам на моём теле. От каждого прикосновения кожа пылает, а кровь с шумом несется по венам, жидким огнем сжигая все на своем пути. Во мне больше нет сомнений — мое место здесь.

Запускаю руку в ее шорты и, ощутив под пальцами шелковистую кожу ягодиц, сильнее прижимаю девушку к себе. Второй глажу затылок, губами буквально поедаю ее. Я пью дыхание Агнии, забираю ее энергию, взамен отдаю свою. Мы как два сообщающихся сосуда и, черт возьми, я хочу, чтобы это длилось вечно.

Она, не отстраняясь и не прерывая поцелуя, находит руками пояс моих брюк и расстегивает его. Хочу попросить ее не торопиться, потому что, если она продолжит в том же духе, не выдержу — слишком высоко напряжение. Я так сильно возбужден, как будто мне снова шестнадцать, а Птичка — первая девушка в жизни, расстегивающая мне брюки.

Провожу рукой по ее позвоночнику, а она дрожит в моих руках. Хочу слышать ее — мне мало только чувствовать ее желание. Мне нужно, чтобы она кричала, называла моё имя, молила не останавливаться. Отрываюсь от ее губ и спускаюсь поцелуями все ниже и ниже, рисую узоры влажным языком, ищу на коже те заветные точки, которые помогут лучше узнать ее. Она опирается одной рукой о столешницу и запрокидывает назад голову.

— Ты мне доверяешь? — задаю вопрос, который не дает покоя.

— Я люблю тебя, — отвечает, глядя в потолок. — Ответила на твой вопрос?

Чувствую, как волна накрывает меня. Это счастье? Удовлетворение? Похоть? Не знаю, но сейчас мне настолько хорошо, что почти больно.

Покрываю поцелуями ее тело, медленно и мучительно, распаляю ее — сегодня не время для стеснения или страха. Хочу доказать, что ее доверие — именно то, что я заслужил, что все это не зря.

Одна маленькая пуговица отделяет меня от того момента, когда Птичка предстанет передо мной в своей естесственной, ничем не прикрытой, первозданной красоте. И не завидую тому, кто осмелится сейчас мне помешать — в любом случае, даже в случае землетрясения, остановиться не смогу. Агния и сама понимает, что назад дороги нет.

— Может, в спальню? — спрашиваю, между словами слегка покусывая ее живот.