Ветер ночи

– Послушай, Кейн! Говорю тебе об этом только потому, что здесь нет больше никого, кто мог бы поддержать меня. Я запланировал все давно, и все должно случиться именно сегодня. Я не случайно сел играть. Неделями я вычислял по звездам, гадал всеми способами, которым обучил меня Даматист. Ответ был один и тот же: сегодня ночью судьба мне благоприятствует. Ни в какой азартной игре я не могу проиграть!

– Из этого следует, что ты плохой астролог – отрезал Кейн. Он никогда не симпатизировал ученику Даматиста. Льстец и лицемер, Эберос пресмыкался перед своим учителем – угрюмым и грубым алхимиком. В умильном и ласковом Эберосе Кейн чуял алчную и ненасытную душу.

Отчаяние исказило лицо Эбероса гневной гримасой.

– Ладно, смейся! Я согласен, фортуна не покровительствует мне у Станчека. Но я был этой ночью в других местах. Думаешь, деньги, которые я здесь потерял, я выпросил или украл? Ошибаешься! Слушай! Начал я сегодня вечером в «Псе и леопарде», имея за душой лишь десять золотых монет и немного серебра, скопленного из тех жалких денег, которые платит мне Даматист. В какой-то момент у меня осталось только серебро, но, когда я выходил, все были потрясены, а у меня оказалось около сотни золотых монет. В «Ярдарме» было то же самое. Они думали, что обдерут меня как липку, но очень скоро никто не мог играть против меня. У меня было уже с полтысячи серебром и золотом. Я пришел сюда. Тут можно играть по крупному. И снова получилось, что я продулся в пух и прах. Одолжи мне сколько нужно и даю слово, что потребуется пара невольников, чтобы поднять мой выигрыш. Одолжи мне полсотни – и сегодня же ночью получишь обратно сотню. – Кейн лишь рассмеялся в ответ. Отчаявшийся Эберос перевел взгляд на Опироса, который завороженно уставился на дно своей кружки. Поэт был богат, но никогда не носил при себе больше сотни монет. Видя, что ничего не добьется и что от него хотят избавиться, ученик алхимика схватился за последнюю соломинку. – А если я предложу кое-что в залог?

– И что же ты можешь предложить за полсотни золотых? – без интереса спросил Кейн.

Дрожащими руками Эберос вытащил из сумы, притороченной к поясу, небольшой сверток и молча кинул его Кейну. Кейн со скептическим видом развернул мягкую кожу. На его широкую ладонь выкатилась сверкающая фигурка. Глаза Кейна на мгновение сузились, а потом широко раскрылись.

– Муза Тьмы, – прошептал он изумленно.

– Что? – спросил Опирос, выходя из задумчивости и вытягивая шею. На открытой ладони Кейна лежала вырезанная из черного оникса статуэтка нагой девушки дюймов в пять. Камень был без единого изъяна, работа в высшей степени мастерская. Девушка лежала навзничь с лениво расслабленным видом.

Голова с копной вьющихся волос отдыхала на левой руке, другую руку она слегка приподняла в призывном, быть может, приветственном жесте. Стройные ноги были чуть согнуты в коленях. Взгляд таил в себе неотразимое очарование. Загадочная улыбка на приоткрытых губах, казалось хранит в себе какую-то тайну, манит куда-то. И все же в этом прекрасном лице таилась безжалостность, которая ложилась тенью на улыбку, полную обещаний, и заставляла задуматься – к каким усладам зовет чародейка. Световые блики мягко ласкали ее аристократическое лицо, округлые груди, узкие бедра и длинные ноги. Казалось, это богиня, превращенная в миниатюру из темного камня.

– Значит, ты знаешь об этой статуэтке, – с нервным смешком оскалился Эберос.

– Это Клинур, муза сновидений, которую еще называют Музой Тьмы, – сообщил Кейн. – Ошибиться невозможно, Клинур – одна из шестнадцати муз, которых много веков назад изваял маг Амдерин. Его работу легко распознать, ну а эти скульптурки вообще легендарны. Предполагают, что большая часть их не сохранилась. И еще говорят, что несколько штук есть у Даматиста, но ты ведь не вор?

Эберос сжал губы.

– Не заметит же он сразу ее отсутствие! Я взял ее из шкатулки только потому, что предвидел такую ситуацию. Эта фигурка бесценна, и ты об этом знаешь. Одолжи мне сотню золотых под залог? Я отдам тебе через час сумму вдвое большую.

Кейн пожал плечами.

– У меня нет причин переступать порог мира грез. К тому же я не хочу ни часа хранить краденые произведения искусства.

– Дай ему денег, Кейн, – вмешался Опирос, неожиданно оживившись. – Если он проиграет, я покрою убыток.

– Тогда выложим сумму пополам, – Кейн удивленно посмотрел на поэта. – Таким образом, ты пожалеешь лишь наполовину, когда придешь в себя.

Эберос хотел запротестовать, но не решился, опасаясь, что приятели передумают. Тяжелые золотые монеты покатились через стол, разбрызгивая разлитое пиво. Помощник алхимика поспешно собрал их и отправился играть.

– Расскажи мне о ней, Кейн, – попросил Опирос. – Когда ты сказал о пороге мира грез, мне это что-то напомнило. Что за история связана с этой музой?

Кейн пододвинул статуэтку к поэту и серьезно посмотрел на него: