Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры

– Не может быть! – Инга увидела лежащий на полу прямоугольник с взлохмаченной бабочкой. – Мама! Мама, я была такой дурой. Я же думала, я хотела… Она теперь там.

Инга не удержалась и опять всхлипнула.

– Господи боже, – вздохнула мама. – Как жаль, что меня не было рядом с тобой с самого начала.

– Надо что-то делать! – кипятилась Инга. – Я не могу ее там оставить!

– Инга, ну мы же теперь вдвоем, мы что-нибудь придумаем. Все будет хорошо, – утешала ее мама.

– Я пойду за ней.

– Не надо, – в маминых глазах отразился испуг. – Что, если вы обе там застрянете?

– Что же делать?

– Надо все просчитать, посоветоваться. Время еще есть.

Мама права. Надо все как следует продумать – способ, как ее достать, запасные пути для отступления, страховку, предохранитель, в конце концов. Надо успокоиться и придумать план взятия Бастилии. Дио мио, отчего так больно внутри? Как будто вырезают печенку. Что-то отрывается, обрывается, можно потерять сейчас что-то очень важное… и одновременно что-то рвется наружу, что-то сильнее ее самой.

Инга схватила открытку и провела пальцем вдоль крыльев бабочки прежде, чем мама схватила ее за руку. Вот и все, вот и кружится голова.

– Дочь стала взрослой, – успела она услышать голос отца, а потом провалилась в сумрак, наполненный шорохами.

* * *

Инга не двигалась, повинуясь инстинкту. Она шарила руками вокруг себя, но находила только пустоту. Когда глаза привыкли к темноте, она поняла, что стоит внутри башни, такой широкой и высокой, что не видно ни стен, ни пола, ни потолка. И под ногами – не пол, а узкая доска. Пахнет сыростью и плесенью, отовсюду слышатся шуршание и тягучие, заунывные кошачьи завывания.

– Софья! – позвала она громко и испугалась, услышав собственное эхо.

– Инга, – донеслось снизу.

От стен отразилось:

– Нга, нга, нга…

– Я тут, внизу! Прыгай!

Инга присела на корточки и посмотрела вниз. Там слабо светилась человеческая фигурка, раскинув руки и балансируя на точно такой же доске.

– Я промахнусь! – крикнула Инга.

– Нусь, нусь, нусь, – отозвались стены.

– Тогда обратно! – донеслось снизу. – Возвращайся!

– Щайся, щайся…

По спине у Инги бежала струйка холодного пота. Если она сейчас вернется в реальность, Софья так и будет торчать в этой башне? Но шагнуть вниз, в пропасть, и приземлиться на узенькую дощечку? Это тебе не с моста на резинке прыгать. А что будет, если Инга упадет? Интересно, что бы сказал сейчас грязный клоун? Пришлось бы ему по душе это место без шоколада?

– То, что ты хочешь, ближе, чем ты думаешь, – услышала она шепот.

– Кто это?

– Кто это? Кто это? Кто это? – отозвались стены.

Ближе. Ближе, чем ты думаешь. Как это понимать? Она глянула вниз – фигурка казалась теперь еще дальше. Инга неловко пошатнулась, чуть не упала, ее накрыла адреналиновая волна, ударила в живот и скатилась в пятки.

– Инга! – звал снизу голос.

– Нга, нга, нга, – откликались стены.

– То, что я хочу, ближе, чем я думаю! Ближе! – закричала Инга сама себе.

– Же, же, же, – отозвалось эхо.

Она потерла кончик носа.

– Просто доверься ему, – прозвучал в ушах шепот.

Она уже слышала эти слова. Тогда, на реке. В тот раз, в лодке, она сама была рекой. Дио мио! Эта темная башня – и есть она сама. Это у нее внутри было черным-черно, когда она делала открытку, это у нее на душе скреблись кошки и шептались мрачные мысли в голове. Надо слиться с потоком. Надо довериться ему и чтобы он доверился ей.

Она еще раз глянула вниз. Фигурка стала ближе. Она стояла не на доске, Инга ошиблась, Софья балансировала на канате, раскинув руки, легкая и воздушная, словно выступала в цирке.

– Я смогу, – прошептала Инга. – Я сама смогу, без всяких клоунов. Она близко.

Инга зажмурилась. Руки стали тяжелыми, ноги вросли в доски. Инга с трудом подняла ногу, хотела сделать шаг вперед, но остановилась. Это неправильно. Надо не так!

Она снова провалилась в ощущение. Вот они – страхи и обиды – ползут по спине-стене, как серые мыши. А ноги вросли глубоко в пол, и вся она – старая, замшелая башня. И только внутри болтается крохотный светлячок, цепляется из последних сил за тонкий канат. Где-то в том месте, где у башни должно быть сердце.

Инга поднесла руки к груди. В ладонях прятался светлячок, маленький, но такой яркий, что слепил глаза. Что это? Софья стала ночным жучком или это часть ее самой – Инги? Светлячок выпорхнул из ее рук и принялся выписывать в темноте светящиеся слова.

– Карус… – прочитала Инга.