Ветер перемен

Юджиния смотрела на гребень холма так сосредоточенно, что когда лошадь споткнулась и она начала сползать с седла, то в первый момент не поняла, что случилось. Они так хорошо ехали, потом поскакали к месту с прекрасной травкой, и вдруг ни с того ни с сего она взлетела в воздух. Понадобилось время, чтобы она поняла, что сброшена лошадью. Деревья, усыпавшие склон холма у его гребня, выглядели такими же, кустарник с шипами по-прежнему стоял ощетинившимся кружком, и солнце, как и раньше, сверкало сквозь длинные, свернувшиеся в трубочку листья.

Затем тени изменились, наклонившись в другую сторону, и Юджиния поняла, что падает. «Нужно втянуть голову, – сказала она себе. – В момент удара нужно покатиться по земле. Нужно не удариться о тот камень и не попасть в тот куст». Земля приближалась и приближалась, и вопреки всем своим разумным рассуждениям, Юджиния вытянула руки вперед, а голову откинула назад, будто готовилась к любовным объятиям.

Лейтенант Браун видел, как Юджиния ударилась о землю. Его конь уже взлетел на гребень холма, девочки следовали за ним. «Мама!» – слышал он их пронзительный крик, но остановиться не было времени. Юджиния грузно опустилась на землю, словно это был мешок с бельем, скинутый с телеги у прачечной, и осталась лежать неподвижно.

Никогда Юджиния не слышала такого громкого звука. Она думала, что он поднимет в воздух черные тучи растревоженных ласточек или сдвинет с места скалы на дальних холмах и они посыпятся вниз, она ожидала, что затрясется земля. Но это был всего лишь звук удара ее тела о землю.

Она лежала на земле, не двигаясь, и сначала в воздухе не раздавалось ни звука, даже муравей не бежал своей дорогой в траве. Потом вдруг сразу все пришло в движение. Рядом с ней стоял Джеймс. Она видела его ботинки – на них осела пыль, и виднелись пятна от пены, падавшей из пасти лошади. Он встал на колени, и она увидела его лицо. Почувствовала его руки на своей шее. «Пожалуйста, не двигай меня», – хотелось ей сказать, но она не могла.

Потом она увидела, как на траву бросилась Лиззи.

– С ней ничего не случилось, правда, лейтенант Браун? – крикнула она. – Она не умрет?

– Она не может! – выкрикнула Джинкс и засуетилась у ног матери. Юджиния не видела юбку дочери, но чувствовала, как она хлестала по ее ботинкам. Джинкс металась из стороны в сторону, с силой топая по земле, словно одной только яростью можно воскресить мертвого.

– Мемсахиб?.. – спросил старший сайке, и два носильщика завыли. Издаваемые ими звуки напоминали тростниковую флейту, и Юджиния удивилась, откуда у них инструменты. Их не было во вьюках, но ведь это Африка, напомнила она себе. Здесь за каждым кустом прячется таинственное, всегда нужно быть готовым встретиться с чертом или ангелом.

– Юджиния? – спрашивал Джеймс. – Ты меня слышишь?

Он заглянул ей в глаза и легонько дотронулся до бровей.

«Да, – хотела она ответить. – Слышу. Со мной все в порядке». – Но не могла. Это было, как во сне, когда хочешь сказать, но не можешь.

– Сайке, быстро за доктором и фургоном. Скажи ему, возможно, мемсахиб сломала себе шею.

«Нет, нет, нет! – хотелось крикнуть Юджинии. – Не говорите так! Со мной все в порядке… Честное слово… Я в порядке».

Но у нее не поворачивалась голова, и тело не хотело шевелиться. Оно лежало там, где она упала, – недвижимое, оцепеневшее, бесчувственное, как камень. Юджиния закрыла глаза. Она вдруг почувствовала необыкновенную сонливость, сонливость, как у младенца; она не могла больше бодрствовать ни секунды.

– Посмотрите, она умирает! – пронзительно закричала Лиззи. Носильщики завыли и загомонили еще неистовей. Затрещала трава, заскрипела земля, казалось, камни стреляют, лопаясь пополам.

– Мама! О мама! – заплакала Джинкс. Юджиния ничего не чувствовала, только покой. Она погрузилась в сон. Она была очень маленькой девочкой и стояла в темном зале. Повсюду были букеты цветов – розовых, желтых, белых и кричаще пурпурных. Отбивали время часы, портьеры были задернуты, и она слышала, как из-за закрытых дверей отцовского кабинета доносились приглушенные голоса и шепот. Это голоса тетушек и бабушки, и еще дальних родственников и пожилых кузенов, но отца среди них не было. Отец все еще не спускался сверху. Потом открылась дверь, из нее вышла тетушка Луиза, а не Салли Ван, чтобы взять ее в кабинет. Тетушка Салли Ван сидела рядом с бабушкой Пейн. На них были высокие черные шляпы с яркими перьями, которые они повязали старыми выцветшими вуалями, и Юджиния почти не могла отличить одну от другой.

– Подойти сюда, – сказала наконец бабушка Пейн. – Я должна сообщить тебе очень печальное известие.

* * *

Джордж проснулся внезапно и сразу. Они все утро охотились и в лагерь не возвращались. Перекусить решили очень поздно, и он со всеми остальными соскользнул с седла и бухнулся на расстеленные на земле пледы и одеяла, даже не стянув с себя снаряжения и не умываясь. «Ну и картинка», – сказал себе Джордж, оглядывая остатки зачерствевших сырных корок и перевернутую бутылку кларета.