Ветер перемен

«Карликов? – Пейн вздрогнул и захлопал глазами. – Что на этот раз несет старая лиса? Экстельм должен был прислать карликов, а не только винтовки? Что же, они могут сгодиться для внезапной атаки, – пытался объяснить себе Пейн. – Мятежники могут их не разглядеть… Кроме того, если Экстельм пообещал…

– …пятьдесят карликов, которые предыдущий султан, мой отец, обычно держал во дворце…

– Я, видимо, пропустил… – Пейн тщательно подбирал слова. Да, время и вправду играет злые шутки. Какая связь между армией карликов Экстельма и отцом султана?

– Вы, западники, никогда не слышите то, что вас не устраивает, – султан еще раз почесался спиной о подушки. Он переваливался с боку на бок, и трон под ним содрогался. – Просто не хотите и не слушаете.

– Да, карлики, – успокоил он султана, но чувствовал себя ужасно неловко.

– Пятьдесят! – крикнул султан. – Пятьдесят человек, у них с детства перевязывали руки и ноги, и они получались одного роста и с одинаковыми выражениями лица, как деревянные статуэтки. Простые люди дрались за то, чтобы выбрали их детей, это почиталось за большую честь. Вроде того, как ваши дети идут в Итон или Хэрроу.

– Но послушайте, ваше высочество… Не могу поверить… – начал было достопочтенный Николас, но султан не дал ему продолжить:

– У моего отца было двести жен и пятьдесят карликов! Наш дворец мог поспорить с любым в Европе. Под этой крышей жило больше людей, чем в ваших городах-курятниках. А драгоценности, бесценные шелка или слоновая кость! Еще до китайцев, до того, как вы, западники, попытались уничтожить нас, наши богатства ослепляли… Мне нужны мои винтовки, Пейн! – неожиданно заорал султан, вскочив на ноги так стремительно, что блестящие драпировки, которыми был украшен его трон, обвились вокруг него, как паутина. – Я требую винтовки! Экстельм обещал мне винтовки! И если я их не увижу в ближайшие дни, то буду вынужден возвратиться к моему старому благодетелю, голландской нации и принять помощь из их жадных рук! Вы доведете меня до этого! Вы же сами знаете! Этот Сех должен, должен, должен быть остановлен!

Браун закончил свою беседу с Джорджем. Она не оставила у него удовлетворения. Браун не понял, что знает Джордж, разделяет ли он сомнения Бекмана. Или же у него есть собственные.

К тому же ему было не по душе относить Юджинию к разряду секретов, которых следует стыдиться, но невозможно было сидеть с Джорджем в его кабинете и не чувствовать ее присутствия. Браун заставлял себя сосредоточиться на работе, которую он должен был выполнить. «Действие – это спасение», – сказал он себе.

Затем он вышел из кабинета и пошел по коридору. «Борнео – моя забота, – решил он. – За всем этим стоял Бекман, а, возможно, и какое-то безликое лицо в Филадельфии. Джордж же не знает ничего. Его ответы относительно Сеха и нашей встречи с ним были наивными или глупыми, или и то и другое, вместе взятое. К тому же у него на уме одна только семья Айвардов, которая тоже участвует в деле, но не получит ничего. – Браун привел свои мысли в порядок. – Проблемы Джорджа меня не касаются. Сех будет ждать, и это все, что имеет для меня значение»…

Браун подошел к лестнице, которая вела на палубу, расположенную ниже, где были каюты-спальни. Через мгновение он будет проходить мимо каюты Юджинии, но не позволит себе остановиться. На его лице появилось то непроницаемое выражение, которое заметила Юджиния утром после смерти Бекмана. По его лицу невозможно было узнать, что он думает, что чувствует, проходя мимо двери Юджинии.

«Сех будет ждать, – сказал себе Браун. – Он подаст сигнал, чтобы «Альседо» подошел к берегу, где будет безопасно разгружаться. Но нужно будет все сделать очень быстро; рисковать тем, что нас накроют, нельзя. Султан должен оставаться в полном неведении. – Браун подошел к лестнице в трюм. – Внизу мне будет спокойно. У меня будет несколько часов разобраться с мыслями, подготовить план передачи оружия и прикрытия на случай, если Сех не явится в условленное место или меня схватят. Нужно придумать такой план, который прошел бы без сучка и задоринки. Я имею дело с дикарями, а меньше всего Экстельмы хотели бы, чтобы упоминалось их имя. Восстание Сеха должно казаться событием внутренней политики, и ничем больше. Маленькая новость в старой газете».

В темном проходе у двери стояла Юджиния. Она прервала ход его мыслей.

– Джеймс, – прошептала она, не сводя глаз с коридора. – Могу я поговорить с тобой?

Браун несколько опешил и не сразу сообразил, кто она и почему называет его по имени.

Они стояли по обе стороны белых ящиков и по сравнению с ними выглядели плоскими, как бумага. Казалось, ящики – это единственные живые вещи в темной комнате: они полны гордости, они выкрашены и солидных размеров, а Юджиния и Браун были похожи на вырезанные из картона фигурки, торчащие из-за ящиков и совсем не похожие на настоящие.

– Но я не понимаю, Джеймс, – снова начала Юджиния. – Почему ты считаешь, что Джордж знает?

– Предчувствие, только предчувствие, – ответил Браун.