Ветер перемен

– Впрочем, что мы все о плохом да о плохом? Давай поговорим о чем-нибудь хорошем, светлом…, – Юра мечтательно закатил глаза.

– И о чем же, например?

– Ну не знаю. Предлагай.

– Так ведь и я не знаю, – я на секунду призадумался. – Мне кажется, какую бы тему мы сейчас не подняли, в конечном итоге как обычно вырулим на негатив. Вот ты мне лучше расскажи что-нибудь новое о станциях, чего я никогда не слышал.

Как я уже говорил, мне нравилось узнавать что-нибудь новое о родном питерском метро. Даже самая ничтожная мелочь имела для меня значение, ведь как–никак это мой дом, в котором я живу, и, скорее всего, останусь в нем до конца своих дней.

– Э, друг, ну ты мне и задачку подкинул. Откуда же мне знать, что тебе уже известно, а что нет? – Юра наморщил лоб, пытаясь что-нибудь достать из глубин памяти. Я был почти уверен, что ему доступна информация, о которой я еще не знаю, хотя известно мне довольно–таки много.

– Ну вот, например, известно ли тебе что Адмиралтейская – самая глубокая станция в нашем метро?

Я кивнул. Еще бы не знать, новость стара как мир. Он бы еще сказал, что Земля – круглая.

– Ладно. А знаешь ли ты, что наше, питерское метро – первое в России метро, находящееся в двух субъектах страны, то есть станция «Девяткино» находится за пределами города, в Ленинградской области. И оно оставалось таким единственным в стране до пуска станции «Мякинино» в Московской области.

– Про «Девяткино» знал. Про «Мякинино» слышу в первый раз, – честно признался я. Мне вообще не нравится московское метро. Оно запутанное донельзя и мне непонятно, как москвичи там вообще ориентируются. Хорошо, что мне не довелось там побывать – заплутал бы в момент.

– Вот. То–то же. Тогда слушай дальше. Знаешь ли ты о том, что у нас собирались строить шестую ветку?

– Шестую? – я непроизвольно вскочил от удивления – никогда про это не слышал.

– Да, именно шестую. И станций там нагромоздить хотели немало.

В общем, я всех тонкостей этого дела не знаю, но мне дядя рассказывал, что эта ветка должна была строиться с целью соединения железнодорожных станций Ручьи и Лигово. В нее бы входили такие станции как Большеохтинская, Проспект маршала Блюхера, Петергофское шоссе… Дядя даже мне как–то ее схему рисовал, но я ее абсолютно не помню. Тем, кто жил в Калининском районе было бы очень хорошо – у них ведь метро вообще не было вблизи. Но построена ветка, если бы не Катастрофа, была бы, дай Бог, только сейчас.

Таким образом, за разговорами мы добрались до пункта назначения. К сожалению, больше ничего нового от Юры мне узнать не довелось, зато я сам рассказал ему много интересных фактов про наше метро.

Из той информации, что я узнал за всю свою жизнь, можно вполне составить небольшую книжку. Вот только была пара проблем и притом очень серьезных: я не умею красиво излагать свои мысли на бумаге – это раз, издание книги в нынешних условиях попросту невозможна – это два. Об остальном можно уже и не говорить. К счастью, потерей памяти я до сих пор не страдал и как знать, может, когда-нибудь у меня появятся внуки, и я передам им все те знания о нашем питерском метро, которые ношу в своей голове.

Дима и Сережа сразу, как только увидели нас, стали потихоньку собираться.

– Здорово, ребята! – Юра слез с дрезины и пожал каждому из них руки, после чего то же самое сделал и я. – Как обстакановка?

– Нормалек все. Тихо и спокойно, – сказал Серый.

– Точно. И мухи не кусают, – улыбаясь, добавил Дима.

– Мухи? Ты когда в последний раз мух–то видел? – скептическим и очень серьезным голосом спросил Юра. Я сразу понял, что это он так подтрунивает над приятелем. А вот Дима шутки юмора не оценил.

– Это просто такое выражение. Конечно же, я знаю, что мухи не водятся здесь, они все повымирали давно. Ты меня что, за идиота принимаешь, что ли?

– Да нет, конечно! Что ты взъелся–то? – Юра так посмотрел на Диму, как будто тот прямо у него на глазах превратился в ужасное чудовище. Серый тоже как–то испуганно глядел на своего партнера.

Вдруг Дима согнулся пополам и минуту его буквально душил приступ истеричного беззвучного хохота. Такого я еще не видел. С Димой случилась настоящая истерика и главное непонятно с чего. Наконец, когда он высмеялся и вытер рукавом слезы, выступившие на глазах от смеха, он объяснил нам свое поведение:

– Круто я тебя провел, а, Юра? А ты думал, я всерьез, да? Что я вот скептика включил? Ан нет, дорогой друг, я над тобой подшутил.

Я, Юра и Серый переглянулись между собой и вскоре сами постепенно начали смеяться. Но не потому, что нам понравилась «шутка» Димы, мы смеялись над ее нелепостью. У него всегда, сколько его помню, было своеобразное чувство юмора. Он смеялся тогда, когда никто не смеялся, и оставался серьезным, когда не смеяться было попросту невозможно. Но этим он и отличался от других. Вот только в лучшую ли сторону?..

Пожелав нам удачи и дежурства без эксцессов, ребята сели на дрезину, на которой приехали мы с Юрой, и уехали. Смена состоялась.

– Дима странный какой–то, как будто обкуренный. Шуточки у него дебильные…