Ветер перемен (СИ)

Поздоровавшись с нами, они, проводили взглядом отъезжающих сменщиков, сели на мешок и заговорили о чем–то своем – со своего места я слышал лишь невнятное перешептывание. Мешки эти не шли, конечно же, ни в какое сравнение с креслами и даже со стульями, но являлись вполне удобными и достаточно мягкими для того, чтобы примостить на них свою пятую точку.

Валера и Слава, это было видно, заступили на дежурство без всякого энтузиазма. Их можно было понять, я и сам сейчас не испытывал никакого восторга, как это было, например, в первые три раза. Нет ничего интересного в том, чтобы сидеть целый день на одном месте, не смыкая глаз и постоянно бдя, не нападут ли «красные». Приятного, несомненно, мало. И длится это уже довольно долго – «красные» не нападали вот уже которую неделю. Скорее всего, хотя об этом неприятно думать, собирают силы, чтобы лавиной обрушиться нас, не оставив оранжевой ветке шансов на выживание.

Но дежурить надо и от этого никуда не деться. Четыре человека мало что могут сделать, если что, против большой армии, даже имея в своем распоряжении два пулемета и автоматы на каждого, но с маленькими группками «красных» справятся вполне. В крайнем случае, если, не дай Бог, дела пойдут наперекосяк, можно предупредить руководство и вообще всех жителей ветки о готовящемся вторжении – кто–то один садится на дрезину и мчится на «Ладожскую».

Кстати, мою находку – две рации, которые я взял у мертвого «красного», наш механик сделал еще вчера. И справился так быстро, что я даже глазом моргнуть не успел. Он, конечно, непревзойденный мастер в своем деле, но я и не подозревал, что настолько. Механику, его зовут Семен, всего двадцать четыре года, то есть он провел под землей большую часть своей жизни. Где и как Сема научился общаться с техникой на «ты», пожалуй, только ему одному известно.

Улучшенные рации он отдал мне всего через полчаса после того, как я ему их принес. Передавая их, он сказал, что добился эффекта шумоподавления, то есть при общении практически не будет слышны помехи и раздражающие пощелкивания. А еще Семен заверил меня, что работать они могут на очень большом расстоянии.

 Всю работу он проделал абсолютно безвозмездно, прекрасно понимая, какую пользу сослужит его модификация обычных раций. С ее помощью значительно упрощалось и дежурство на «Лиговском проспекте», и связь станций друг с другом. Надо бы где-нибудь раздобыть еще парочку, чтобы дежурными с противоположного туннеля тоже имели при себе переговорное устройство. 

Одну рацию я оставил Антону, вторую же взял с собой. В случае чего, можно предупредить всех о готовящемся вторжении гораздо раньше, чем если бы кто–то ехал на дрезине. Рации значительно облегчили нам жизнь, хотя хотелось бы, чтобы никто ими никогда не пользовался.

– Олег, расскажи что–нибудь веселенькое? – попросил Юра. Он сидел на мешке, облокотив руки на поставленный вертикально автомат. Я испуганно покосился на оружие. Слава Богу, оно стояло на предохранителе. Юра часто забывал о простейших мерах предосторожности при обращении с оружием, за что однажды чуть было не поплатился.

– Что ж тебе рассказать–то? – развел руками я.

– Ну хоть анекдот какой–нибудь. Ты же много читаешь, расскажи!

– Ну не знаю…, – я стал копаться в глубинах своей памяти, пытаясь выудить хоть что–то из темного омута забитой огромным количеством информации головы.

Юра терпеливо ждал, зная, что лучше мне не мешать, когда я думаю. Наконец, мне вспомнился один анекдот. Дослушав до конца, Юра рассмеялся, но, как мне показалось, не потому, что ему было смешно, а чтобы не обидеть меня. Улыбка у него была натянутой, и смех какой–то неестественный. Да, что ни говори, а у каждого свои понятия о чувстве юмора. Абсолютно то же самое, что и в случае с Димой.

Долгое время мы сидели молча, не зная, что и сказать друг другу. Казалось бы, все темы уже исчерпаны, все, о чем можно было поговорить – уже сказано. Как бы мне сейчас хотелось, чтобы из темноты туннеля выскочили пару вражеских лазутчиков – это хоть как–то развеяло бы эту смертную скуку. Но впереди было пусто, луч фонаря не высвечивал ничего подозрительного, и от этого на душе почему–то становилось еще тоскливее.

* * *

 Время шло, минуты медленно сменяли друг друга, и я, не зная, чем себя развлечь, достал из нагрудного кармана мою спасительницу – серебряную пятирублевую монету. Осмотрел со всех сторон, покрутил в пальцах. Вмятина от пули была неглубокой – немалая толщина металла значительно погасила удар. Тот день, когда я нашел монету, поистине знаменателен, ведь если бы не она, меня бы уже не было в живых.

В руках у меня была вещь, которая спасла мне жизнь. Верится с трудом, но это так. Что это: простая случайность или же кто–то хотел, чтобы я ее нашел? Этот вопрос останется без ответа, по крайней мере, до некоторого времени.