Ветер полыни

Он безо всякого выражения посмотрел на меня, пожал плечами и убрал камень в небольшой мешочек на поясе.

— У меня есть вода, сухари, немного сыра и солонины. Я поделюсь, чем Мелот послал, но, боюсь, всех это не насытит.

— Мы не слишком много едим, — улыбнулась Лаэн и потянулась к своему вещевому мешку. Зубами она развязала тесемки и достала закопченное вчера вечером мясо сайгурака.

Так и не разбудив Шена, мы поужинали при свете луны и звезд.

— Я отправлюсь в дорогу с рассветом, — сказал жрец, обустраивая себе берлогу под телегой. — Спите без страха. Я во сне все прекрасно слышу. К нам никто не подойдет незамеченным.

Мы с Лаэн поняли намек и улыбнулись друг другу.

— Мы запомним.

Жрец степенно кивнул, помолился на ночь Мелоту и отправился на боковую, между делом прихватив с собой засапожный нож, которым совсем недавно резал мясо.

— Забавный тип, — тихо сказал я Ласке, когда мы уселись подальше от телеги.

Она сидела, прислонившись спиной к моей спине, но я почувствовал ее улыбку.

— Пусть его. Он безобиден до тех пор, пока мы к нему не лезем. К тому же, путешествовать с ним гораздо быстрее, чем без него.

— Я и пальцем не собираюсь его трогать.

— Нисколько в тебе не сомневаюсь, дорогой.

— Я вот тут подумал о Цейре Асани.

— Да?

— Не понимаю, чего она хочет. Зачем ей твои уроки?

— Чтобы стать сильнее, разумеется. Сила — это власть.

— Но она ненавидит темных.

— Однако любит себя. Мать хочет прижать Совет и владеть Синим пламенем до скончания веков. Думаю, она считает, что темная «искра» в ее руках не сделает ей ничего плохого. Надеется, что сумеет распорядиться ею не так, как Проклятые. Не станет пихать в глаза всем и всюду. Сохранит для себя. Станет пользоваться потихоньку. Пока не придет ее звездный нар.

— Если она так хочет тьмы, отчего бы ей не пойти к Шести? Помогла бы им захватить Альсгару и Башню. Стала такой, как они.

Ласка фыркнула:

— Она слишком любит власть. И не дура — понимает, что править лучше самой, чем вместе с кем-то. Проклятые вряд ли оставят ее хозяйкой Башни. Цейра верит, что Империя победит Шестерых. Тогда Башне и ее главе ничто не будет угрожать, и Мать, заполучив меня, сможет диктовать свою волю Совету.

— Не понимаю, на что она рассчитывает. Ходящие сразу раскусят ее, как только она начнет касаться тьмы.

— Я тоже не понимала. Пока она не прочла меня. Того, кто умеет читать чужие «искры», Нэсс, никто прочесть не может. Это особенность Дара. Такой был у Осо, кстати говоря. Так что ни одна из Ходящих никогда не почувствует, что Дар Матери уже не так светел, как раньше.

— Пожалуй, я все же немного покараулю. Ты ложишься?

Она поежилась:

— Что-то пока не хочется.

— В чем дело? — мне не понравился ее голос.

— В последние дни мне снится кошмар.

— Какой?

— Почти ничего не помню. Горящая степь, топот копыт и багровое пламя.

— Думаешь, это важно? — я тут же насторожился. Мне тоже совсем недавно снился странный сон про странный огонь.

Она повозилась, устраиваясь у меня на плече поудобнее, затем неуверенно ответила:

— Не знаю. Но на душе неспокойно.

Вдали раздался плач степного волка. Он длился и длился, а истончающаяся луна, точно шхуна капитана Дажа, плыла по небу и была также одинока, как тот, кто пел ей песню…

Разбудил меня жрец. Мерин был запряжен, Шен сидел возле тележного колеса, уплетая мясо с сыром. Лаэн сладко потянулась, а затем нашарила в траве арбалет.

— Все в порядке? — поинтересовался я у нее между делом.

— Спала, как убитая. Ничего не снилось. Забрось мой мешок, пожалуйста.

— Как ваши имена? — спросил жрец, когда повозка выехала на дорогу.

— Парс. Это моя жена — Анн.

— Я Гис, — представился Шен, тут же заработав от меня насмешливый взгляд.

— Меня зовут Лерек. Брат Лерек. Во всяком случае, вы можете называть меня так.

— Стало быть, путешествуете? — задал он вопрос больше чем через полтора нара с момента нашего представления друг другу.

— Угу, — не стал отрицать Ходящий, и в нашем дружном обществе вновь наступила ленивая, по-утреннему сонная тишина.

Лерек не поинтересовался, кто мы такие, откуда и куда направляемся. То ли понимал, что все равно правды не узнает, то ли ему это было совершенно без разницы. Выспавшийся Шен забрался на скамейку к нашему извозчику, положив себе на колени заряженный арбалет. Лаэн, точно кошка, свернулась на соломе клубочком и снова уснула. Похоже, она не так хорошо отдохнула ночью, как сказала. Я достал из-за пояса у-так и стал подбрасывать его одной рукой. Топорик совершал в воздухе два оборота и приземлялся рукоятью мне в ладонь лишь для того, чтобы, спустя уну, вновь взмыть вверх.

Дорога оставалась такой же пустой, как вчера, а погода все такой же теплой, как и в середине лета. Осень совершенно не чувствовалась. Я знал, что она приходит на равнины Руде поздно и достаточно незаметно. Ветра, живущие на севере, редко гуляют над этой частью степей — Катугские горы уверенно держат их высокими ледяными зубьями. Знающие люди рассказывали, что зима здесь мягкая, а первые морозы и снегопад начинаются лишь в начале весны, когда из-за Устричного моря приходят безумные ураганы.