Ветер рвет паутину

«Вот влип», — думаю я, а самому аж заплакать хочется. Выгонит она его сейчас, как пить дать выгонит! Сто лет не виделись, и даже поговорить не даст. А спорить нельзя: больница в самом деле не стадион, и на этот счет тетю Дашу не переспоришь.

— Иди, Веня, — говорю, — завтра придешь.

— И завтра не придет, — отрезала тетя Даша. — Хулиганам здесь делать нечего.

…Тетя Даша, тетя Даша, что вы такое говорите! Разве Венька хулиган? Я от этих слов чуть с кровати не свалился.

Не знаю, чего бы я ей от обиды наговорил, если б в это время в палату не зашел Федор Савельевич.

— Уже прибежал? — говорит он Веньке и улыбается. А потом поворачивается к тете Даше: — Это я приказал халат ему дать. Пусть приходит после обеда в любое время.

— Пусть приходит, — растерялась тетя Даша; — Я… ничего. Пожалуйста, Федор Савельевич… Только уж сами ему расскажите, как себя в клинике вести нужно, а меня от этого дела увольте.

Она неприязненно посмотрела на Веньку и вышла, сердито шурша накрахмаленным халатом.

Тогда профессор подошел к Веньке и положил ему руку на плечо.

— Слышал, что тетя Даша сказала? Заметил, что она в мягких тапочках ходит? Ну так запомни: здесь лежат больные люди. Им нужны тишина и покой. И если ты еще раз вздумаешь так греметь и орать…

— Никогда! — перебил его Венька. — Честное пионерское.

Я облегченно вздохнул.

Проговорили мы до самого вечера. Я рассказал Веньке о вас, о своей жизни в Качай-Болоте, он мне — о нашем классе.

Говорил он шепотом и время от времени испуганно оглядывался на дверь.

— А как ты узнал, что я уже вернулся? — спросил я.

Оказалось, что Федор Савельевич поехал за ним сам. Прямо из клиники. В школе он Веньку не застал, занятия уже окончились. Тогда профессор взял Венькин адрес, но его не было и дома. Разыскал он его в Доме пионеров и прямо оттуда привез в институт. Внизу профессор задержался, а Венька, подобрав полы длиннющего халата, помчался ко мне: Федор Савельевич еще по дороге сказал ему номер палаты.

…Дважды тетя Даша приоткрывала дверь и заглядывала к нам, а мы не могли наговориться. Наконец она принесла коробку со шприцами и ампулы и посмотрела на Веньку так, что он тут же начал собираться.

— Завтра приду, — шепнул он мне, а когда тетя Даша отвернулась, показал ей язык.

Назавтра Венька пришел вместе с Григорием Яковлевичем, нашим классным. Халат по-прежнему волочился за ним по полу, но шел он на цыпочках и вежливо поздоровался с тетей Дашей. Она не ответила, видно, никак не могла простить ему вчерашнее.

Григорий Яковлевич сидел на стуле, крутил свое пенсне и щурил близорукие глаза. Венька, наверно, успел все рассказать ему, потому что он ни о чем не расспрашивал. Потом вышел в коридор, о чем-то потолковал с Федором Савельевичем, вернулся и сказал:

— Профессор разрешил тебе заниматься здесь. Ты здорово отстал, Саша, поработать придется серьезно.

— Поработаю, — охотно согласился я. — Вечером дядя Егор придет. Учебники принесет, тетрадки, и начну.

Григорий Яковлевич нацепил пенсне на нос и недоуменно посмотрел на меня:

— Зачем же вечером? Сейчас и начнем.

Он встал, придвинул к моей кровати табурет, положил на него карандаш и тетрадь, которые вытащил из кармана.

— Запиши тему по геометрии: «Теорема Пифагора».

И мы целый час занимались геометрией, пока я не понял, почему квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов. А Венька в это время показывал Жене «теневой театр», и тот взвизгивал от удовольствия: больно уж занятные фигурки получались у Веньки.

Когда они уходили, Григорий Яковлевич записал; мне на листке условия четырех задач по алгебре и велел к следующему дню все решить.

Вот, такие дела, Катя. Вечером дядя Егор принес в палату мою старую доску и приделал ее к кровати. Венька притащил все учебники и повесил на стенку расписание уроков. И я теперь учусь.

По утрам, когда в палате только мы с Женькой, он диктует мне диктанты. Женьке понравилось быть учителем, и он нарочно искажает слова, чтобы я делал ошибки. Когда я кончаю писать, он берет мою тетрадку, заглядывает в книгу, поправляет ошибки и ставит красным карандашом отметки. Когда ему удается поставить двойку, он хохочет и приплясывает от радости. А я переписываю диктант еще раз и заучиваю слова, в которых сделал ошибки. На Женьку я не обижаюсь: он ведь еще маленький, второклассник.

Потом приходят Венька или Алеша Вересов. Они рассказывают, что было задано на дом. По истории, ботанике и литературе я почти догнал их, ведь как ни говори, времени у меня много. А по арифметике, физике и языку отстаю. Григорий Яковлевич и Анна Петровна присылают мне задания. Особенно достается от Григория Яковлевича. Он задает по четыре задачи и через день приходит в клинику сам. И гоняет меня совершенно беспощадно. Даже ребята удивляются, почему он мне столько задает.

И еще одна новость, Катя. Ленька — тот самый Ленька, с которым мы мастерили ракету, — стал нашим отрядным вожатым. Это было первым, о чем Венька рассказал. Он очень рад, говорит, что теперь в нашем классе должны дела пойти на лад. Я тоже рад: Ленька хороший парень, с ним всегда интересно.