Ветер рвет паутину

Венька наваливается на меня и коротким прямым ударом бьет Генку в лицо. Раз, еще раз. Бьет изо всех сил — у Генки под носом появляется кровь, тоненькие ручейки мгновенно смывают с его лица улыбку, а от двери я слышу испуганное восклицание:

— Веня, что ты делаешь?!

С грохотом, цепляясь за парты, ребята разбегаются по своим местам. Клавдия Ивановна бросается к Генке, закрывшему лицо руками, и взволнованно говорит:

— К врачу. Скорее.

Обняв Генку за плечи, Клавдия Ивановна уводит его в медпункт. На Веньку она даже не смотрит. И я не могу к нему обернуться. Потому что чувствую — вот-вот расплачусь от неожиданной горькой обиды.

Через несколько минут Клавдия Ивановна возвращается.

— Что случилось? — сухо спрашивает она у Веньки. — За что ты его ударил?

Венька молчит. И весь класс растерянно молчит. И я молчу, хотя понимаю, что надо все немедленно объяснить, иначе будет поздно. Но что, собственно, объяснять? Разве это объяснишь?

— Никогда не думала, что ты можешь так безобразно постудить, — гневно говорит Клавдия Ивановна. — Ну что ж, иди к директору. Расскажешь ему о своем поступке. А нам нужно заниматься.

Венька хлопает нартой и выходит. Клавдия Ивановна начинает урок. Я так ждал его, свой первый урок по географии, а сижу как потерянный и не слышу ни единого слова. Я думаю о Веньке. О чем он говорит с директором? Что ему будет? И о Генке думаю: за что он меня так?

На перемене Алеша выскакивает из класса. Все остальные еще не местах. Через несколько минут он возвращается и, тяжело дыша, говорит:

— Веньки нет в школе, ребята. Я иду к директору.

В дверях его останавливает Григорий Яковлевич.

— Что у вас тут стряслось? — строго спрашивает он.

Алеша облегченно вздыхает. Григорию Яковлевичу можно рассказать все. Он ведь знает Веньку с первого класса. И Генку тоже. Он поймет.

— Венька не виноват! — горячо произносит Алеша, и тут все, перебивая друг друга, начинают говорить. Григорий Яковлевич никого не останавливает, он слушает, вертя в руках пенсне, и у него темнеет лицо.

Я отвернулся к окну. Я знаю, что сейчас и Григорий Яковлевич и все ребята смотрят на меня. Лучше бы я не ходил сегодня в школу. Полгода не был, и сегодня не нужно было идти. И Венька сидел бы в классе, а не бродил сейчас один по улицам. А уроки я мог бы подготовить и дома.

Григорий Яковлевич останавливается возле моей парты, седой хохолок вздрагивает у него на макушке. Он кладет свою руку на мою и говорит:

— Не огорчайся, Саша.

И уходит.

Остальные четыре урока я сижу как на иголках, — поскорей бы они кончились! Ребята разбирают предложения, читают стихи, учителя: объясняют новый материал, я переписываю какое-то упражнение с доски, но меня ничто не трогает: сразу же после звонка на урок я уже жду звонка с урока. Я ушел бы, если б сам мог уйти, но ничего не поделаешь, нужно ждать конца занятий.

После уроков мы с Алешей отправляемся к Веньке. Домой он не приходил. Его нет ни в Доме пионеров, ни в спортивной школе. Его нет возле кинотеатра, на улицах и заснеженном парке. Мы совсем замерзли, разыскивая его, и наконец Алешка говорит:

— Айда по домам. Или ко мне, или к тебе он должен прийти.

Венька приходит ко мне под вечер, взъерошенный и растрепанный.

Устало, садится, молчит.

— Спасибо, — говорю я. — Ты поступил как настоящий друг.

Венька морщится, как от зубной боли: он терпеть не может громких слов.

А потом пришел Григорий Яковлевич. Увидев его, Венька насупился и отошел к окну.

— Садись! — сказал ему Григорий Яковлевич и принялся протирать пенсне платком. Протирал долго, до тех пор, пока Венька не сел. — Почему ты не зашел к директору или ко мне?

Венька насупился и принялся рассматривать какой-то сучок на полу.

— Почему ничего, не объяснил Клавдии Ивановне?

— А чего ей объяснять?! — взорвался Венька. — Я ее несколько раз просил, еще когда Сашка в больнице лежал, чтоб она зашла к нему. Мы ведь видели, что он сам географию не вытянет. А у нее один ответ — пусть работает больше, я занята. «Занята», — передразнил он Клавдию Ивановну. — Что же ей объяснять? Разве она поймет?

— Постой, постой, — остановил Веньку Григорий Яковлевич. — И ты считаешь, что Клавдия Ивановна неправа? Что она не ходила к Саше потому, что не любит его, что ли? И поэтому ты ей не рассказал, из-за чего подрался с Козловым?

Венька кивнул. Григорий Яковлевич посмотрел на него и улыбнулся:

— Ох и глупый же ты еще, брат ты мой. Хочешь обижайся, хочешь нет, а не ожидал я, что ты такой глупый. Неужели до сих пор не понял, что, прежде чем кого-нибудь осуждать, надо разобраться? А ведь Клавдия Ивановна потому и не ходила к Саше, что знала, как много у него работы по другим предметам. Знаешь, что она сказала? Что Саше алгебру нельзя запускать, языки. А по географии он в третьей четверти быстро подтянется — предмет все-таки сравнительно легкий. Как ты мог так подумать о ней, Веня?