Ветер с горечью полыни

Как хочется, чтобы в новом году все было красивым, чтобы хороших людей стало больше. Но чует мое сердце, утомленное жизнью и солнцем, что будет беспорядок, безголовье, цены попрут вверх. Очереди еще больше вырастут. Нищета воцарится в нашем краю. Но, повторю еще раз, только б не было войны. Остальное все — переживем. Победим!

Хроника БЕЛТА, других мировых агентств, 1991 г.

17 декабря. Новополоцк. Витебская область. Ассоциация многодетных семей Новополоцка отпраздновала свою первую годовщину. За прошедшие месяцы организация выросла с 13 семей до 160 семей, имеющих трех и более детей.

19 декабря. Анкара. Кабинет министров Турции принял решение признать все республики бывшего Советского Союза, объявившие о своей независимости.

20 декабря. Вашингтон. 46-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН без голосования приняла резолюцию о международном сотрудничестве в деле изучения, смягчения и минимизации последствий катастрофы в Чернобыле.

30 декабря. Минск. Лидеры одиннадцати стран в Доме внешнеэкономических связей начали переговоры об укреплении СНГ.

XIX

Марина Сахута не любила праздничные дни. Даже в юности редко ходила на вечеринки — некогда было: старшая в большой семье — первая помощница родителей. А потом война — тоже было не до плясок, пряталась от немцев, чтобы не угнали в Германию. После войны платила за родителей налоги, страховку, приобретала младшим братьям учебники, штаны, резиновые сапоги на ноги. На праздники она просила главного врача, чтобы поставили дежурить ее: оплата двойная и занятие есть, не нужно ломать голову, как провести долгие праздничные дни.

Зато теперь ей так хотелось петь песни, плясать, принимать гостей, и еще было давнее желание, еще с самого детства — хоть раз наесться до отвала мороженого. Как-то она сказала об этом Бравусову, тот удивился.

— Ты что, сдетинилась?

Марина обиделась, чуть не заплакала. Бравусов дотумкал, что к чему, стал просить прощения:

— Милая моя, Маринка, не обижайся. Хвактически, ето все правильно. Ты ж никогда не натешилась етым мороженым. Только видела, как другие лакомятся. И про танцы ты как-то проговорилась. А я тогда — кусь себя за язык: мы ж с тобой, хвактически, ни разу не плясали в клубе. Ну, чтобы на вечеринке. И не слыхал я раньше, чтобы ты песню какую запела.

— Володечка, я ж и петь не умела. Слышала, как мать пела. Но ее песни забылись. Теперь учусь от радио. Слушаю и вслед повторяю.

Бравусов понял, почему некогда на юбилее Ивана Сыродоева она подзуживала соседок:

— Бабоньки, будет вам есть и пить. Давайте какую песню…

— Ну, так начинай, — зашумели женщины.

Но начать Марина не отважилась. Нашлись более смелые. А она охотно подтягивала. Подпевал, размахивая вилкой, словно дирижер, и Бравусов. Он любовался Мариной и его душа пела. А Марина раскраснелась, синие глаза, будто васильки во ржи, светились от радости. Как поздний цветок перед морозами, расцвела женщина на склоне горемычной, одинокой жизни.

Марина часто пела под радио, а иной раз на дворе бормотала себе под нос какую-то песенку, бывало, что и кружилась под музыку в танце, одна, когда Бравусова не было дома. У нее созрело огромное желание: каждый день делать праздником, радоваться каждому мгновению жизни. У нее было такое чувство, словно она второй раз родилась на свет. Стыдливость не позволяла ей раскрыться перед мужем, но он постепенно начал понимать свою вторую жену и как мог, как умел, способствовал ее настрою на радость.

— Хвактически, Маринка, ето правильно, — повторял он любимое присловье: — С радостью мы переживем радиацию. А если будем хныкать да плакать, то она доконает нас.