Ветер с Итиля

Степан вылез на солнышко, отщелкнул обойму, пересчитал патроны. Для серьезного боя маловато, но на одно «чудо» хватит. Только бы «ТТ» просох после вчерашнего купания, не то разорвется в руке, и все чудо…

«Пора возвращаться к людям, разыскать Алатора, переговорить с пришлыми воями, может, удастся поддержкой заручиться, – решил Степан. – Не век же бродить по пустому селению».

Обратный путь оказался заметно короче. Уверенным шагом, не плутая, Степан добрался до распахнутых настежь ворот. «ТТ» уютно устроился за пазухой. Доставать, конечно, неудобно, но карманов-то нет, а за узкое голенище сапога из грубой и потому негнущейся кожи его не спрячешь – рукоять высовывается.

Белбородко вышел из ворот и… обомлел. Навстречу в гробовой тишине шла огромная толпа. Впереди с ребенком на руках шествовала новая знакомая.

– Вот он, проклятущий, – взвыла тетка, – кол осиновый ему в глотку!

Толпа ответила дружным ревом и перешла на рысь. Кроме ведуна, который по-прежнему неспешно шаркал, направляясь к месту судилища…

* * *

Нехорошая думка подтвердилась. Презумпция невиновности здесь не работала, посему свидетели были не нужны. Не обвинитель должен доказывать виновность, а обвиняемый – невиновность. Этот пустячок являлся основой средневековой юриспруденции, а значит, и более ранней. Впрочем, были еще и испытания, которым подвергали черных колдунов, оборотней и ведьм, дабы доказать их сношения с нечистой силой, но о тех испытаниях лучше вообще не думать, потому как испытуемый в девяти из десяти случаях погибал лютой смертью, сознавшись перед тем во всех смертных грехах.

Бежать бесполезно – догонят. Стрелять? Так патронов на всех не хватит, а рассчитывать на то, что разъяренная толпа испугается выстрелов, нет оснований. В лучшем случае остановится на полминуты, а потом набросится с утроенным воодушевлением. Да и стрелять в тех, за кого только что воевал, как-то странно. Значит, следует поступить иначе. Ответить обвинением на обвинение.

– А ну, стоять! – властно крикнул Степан. – Старая ведьма лжет!

Он вложил столько уверенности в эту незамысловатую фразу, что толпа остановилась, угрюмо сопя и сверля глазами.

– Это она заламывает колосья, лишает коров молока. Это она нагоняет хмарь, служа чудовищной Морене и ее прихвостням – упырям да лешим, да поганому Змею, что Перуна заклятый враг… А я человек чистый, Перуном посланный, али не помните, что ведун ваш давеча говорил? Потому меня нечестивица очернить и пытается.

Народ приутих, уставился на обвиняемую. Степану даже неловко стало, вдруг и правда решат, что тетка вредит общине, тогда ведь точно сожгут или утопят. Придется выручать окаянную от своего же навета.

Тетка поставила чадо на землю, уперла руки в бока и, уставившись на Степана, затараторила:

– Ах ты козел хромоногий, ах ты язва моровая, ах ты псина блохастая, да чтоб язык твой поганый отсох. Это я-то ведьма! Да шо ж это деется, люди добрые, напраслину возводят. Да кого вы слухаете, родненькие мои, да не слухайте вы упыря этого… Да мы же бок о бок живем, суседушки дорогие, да неужто вражине поверите…

– Вражина в доме твоем сидит да на соседей порчу насылает, – парировал Степан. – А ну замолчи, колода необхватная!

Толпа смотрела то на Степана, то на орущую тетку, не зная, на кого накинуться. С одной стороны, тати пришли аккурат после того, как появился чужак, объявленный Перуновым посланцем, а с другой – напасти и раньше случались, когда чужака и в помине не было. Посему Опалиха вполне может оказаться черной колдуньей. К тому же мужик ейный в месяц цветень[32] помер от неведомой хвори, да сама непонятно как спаслась из горящей избы (за то и прозвище получила), да соседская кобыла ногу сломала давеча. Спроста ли?

С толпой поравнялись два всадника – Алатор и еще один, не знакомый Степану. Стали сбоку, ухмыляясь в бороду, – смотреть «представление». Алатор держал в поводу хазарскую лошадку.

– Он по веси бродил, – голосила тетка, – на пороги плевал, порчу на дома напускал, тапереча не будет нам жизни, покудова не изведем супостата, истинно реку, будет мор лютый по осени…

– Про то не тебе судить, кобыла старая, что я в селении делал, – ответил Степан.

– Ить, не мне? – тряся вторым подбородком, засмеялась тетка. – А то кому же? Может, сам расскажешь?

Степан подбоченился, сказал степенно:

– Не тебе, бочка бездонная, людям отвечу, ежели спросят.

Ребятенок поднял с земли увесистый камень и запустил в Степана. Снаряд оказался слишком тяжел для детской руки, не долетел. Малец насупился, принялся тереть кулачками глаза, сопеть и наконец разрыдался.

Тетка погрозила Степану:

– У, нечистая сила! – Погладила мальчишку по голове. – Не плачь, отрада моя, не тронет тебя вражина, скрутит сход его. – «Отрада» пару раз хлюпнула носом и, перестав реветь, принялась разыскивать следующий камень… Камней больше не было, отчего малец весьма опечалился. А Степан обрадовался, потому как ведь может и докинуть.

Расталкивая кряжистых мужиков, вперед прошел ведун, вскинул острую бороденку, прошамкал:

– Отчего же не спросят, соколик… спросят люди, а ты ответь, не побрезгуй.