– Прикроете меня, – бросил Аппах своим конникам, – я возьму стену.
Он уже собирался спешиться, когда на плечо легла рука. Такую вольность мог себе позволить лишь Хабулай – десятник, не раз спасавший Аппаху жизнь.
– Ты голова, – сказал он, – а мы тело. Если тело лишится головы, то умрет. Пошли Пычахтая, он быстр и ловок, как барс.
Ни одна мышца не дрогнула на исчерченном шрамами лице десятника, но глаза… В них было что-то, что заставило Аппаха изменить решение. Каким-то неведомым чутьем десятник чуял смертельную опасность, потому и не раз спасал Аппаха в лютой сече.
– Пусть идет Пычахтай, – сказал Аппах.
Десятник чуть кивнул и, пришпорив коня, помчался на левый фланг. Осадил скакуна перед одним из конников, что-то отрывисто сказал и вместе с ним вернулся к командиру.
Молодой воин спрыгнул с коня и поклонился:
– Благодарю тебя, славнейший из храбрых!
– Ты должен взобраться по стене, – бросил Аппах, – перебить стражу, если еще кто-то остался, – тут он нехорошо усмехнулся, – и открыть ворота!
– Да, командир.
– Пойдешь без броней, с одной саблей, чтобы стрелы не сломались.
– Я сделаю все, что ты прикажешь, командир.
Воин снял полудоспех, оставшись в грубом кожаном поддоспешнике. Кольчужная рубаха с коротким рукавом, со стальными пластинами на груди и на «юбке» легла на траву. Сбросил сапоги с тисненым замысловатым узором. Немного помялся, взглянул на Аппаха и зачем-то принялся стягивать поддоспешник.
– Тебя не на смерть посылают, – прикрикнул десятник.
Воин насупился:
– Я не боюсь смерти.
– Только дурак смерть ищет.
Воин зыркнул на Хабулая, но сказать ничего не посмел.
– Мы прикроем тебя. Ни одна славянская собака нос не высунет.
– Присмотри за моим конем.
Десятник кивнул и взял поводья.
Защитников, похоже, уже не осталось. Воин, петляя, добежал до стены и с кошачьей ловкостью взобрался наверх. Выхватил саблю и… получив в спину стрелу, с воем опрокинулся назад.
На песчаном яре, что возвышался над селением, в зарослях притаился стрелок.
– Ты!.. – задохнулся Аппах. – Ты знал! Почему не остановил меня?
– Ты бы не послушал.
Хазары разом вскинули луки. Рой стрел взвился в воздух. Но вражеский лучник успел перебежать на другое место, и залп не причинил ему вреда.
«Он в бронях, – подумал Аппах, заметив едва уловимый блеск латных пластин, – должно быть, такой же наемник, как и мы».
Ситуация осложнялась.
– Хабулай, – решил Аппах, – возьми своих воинов и обойди стрелка с тыла.
– Кони там не пройдут, откос слишком крутой!
Пропела стрела, и еще один всадник упал с коня.
– Всем спешиться! – заорал Аппах. – Не то вас как куропаток перестреляют. Я за вас думать должен?
Воины спрыгнули с коней… Скакуны закрыли их от вражеских стрел. Конечно, можно подстрелить коня, а потом и воина достать, но сие – позор. Не станет славянский лучник тратить стрелы на беззащитную животину. Постарается выждать, пока кто-нибудь высунется…
Хазары держали луки наготове. У каждого стрела наложена на тетиву – бронебойная, с тонким четырехгранным наконечником. Такая стрела войдет в пластинчатый панцирь или кольчугу, как в бараний курдюк. Чуть приподнимись над шеей коня и стреляй. Позиция, конечно, неудобная, толком не прицелиться, зато ты полностью защищен. Только бы дождь не ударил всерьез, не то стрелять будет не из чего…
Воины шарили глазами по зарослям, но лучник ничем не выдавал себя. Стрелок был профессионалом, как и они, а значит, играть в кошки-мышки можно хоть до самой ночи. Между тем медлить нельзя. Кто знает, где сейчас Истомова дружина? Может, уже рыщет. А как дымы увидят?
– Хабулай! Ты забыл о моем приказе?!
Десятник не сводил глаз с песчаной кручи:
– Он ошибется, – процедил он, – Аппах, он наверняка ошибется!
– Кажется, я все еще твой командир! – прорычал тот.
Хабулай тут же отстранился, голос его стал чужим:
– Прости, я забылся. – Он выкрикнул имена пятерых воинов, сделал знак рукой. Через мгновение к нему помчались кони, но воинов в седлах не было. С откоса, наверное, казалось, что кони бегут по своей воле, без всадников. На самом деле всадники прятались под их брюхами, с бешеной силой сдавив бока коленями, вцепившись пальцами в потники.
Хабулай стоял с непроницаемым лицом.
– Мы перережем глотку славянской собаке, о первый среди достойных.
Когда Хабулай переходил на официально-почтительный тон, это означало только одно – обиду. Аппах поморщился. Он вовсе не хотел унизить десятника… Нехорошая мысль заворочалась у него. А вдруг Хабулай вновь что-то почуял, вдруг на том пригорке притаилась его смерть?
– Не рискуй зря! – сказал Аппах.
Глава 12,
в которой Степан Белбородко чуть не погибает, но вовремя спасается бегством
Они умудрились обогнать ливень. Здесь он еще только начинался, тогда как на пастбище разгулялся вовсю. Алаторовский коняга оказался на удивление резвым – до песчаной кручи они доскакали менее чем за четверть часа, и это при том, что седоков было двое – Алатор и Степан. И оба дородные, весом под центнер. Вот тебе и битюг!