Сотник Дондук смотрел в подзорную трубу на поселение Брайтон, расположившееся на реке Американ-ривер, недалеко от городской черты Сакраменто, там точно были старатели. Старались. Весь берег реки ими был заполнен. Одни с лопатами песок с глиной перелопачивали, другие, стоя по колено в воде, в лотках промывали золото. Навскидку человек пятьдесят. Ну, если и больше, то не сильно.
Сотник перевёл трубу на поселение само. Да, тут этот самый генерал Вальехо, переквалифицировавшийся в строители, точно нужен. Кто в армейской палатке устроился, кто в хижине больше на собачью будку похожую, вон та, прямо у воды, так вообще шедевр. Шалаш из веток, кое-как обмазанный глиной. Так правильно, некогда народу о быте заботиться, нужно успеть как можно больше золота намыть. Вон, вокруг сколько конкурентов.
— Бурул, работаем так же, как в Эспарто. Колено, плечо. Никого не убивать.
Это им один из жителей Севастополя подсказал. Он какое-то время работал в Сакраменто, мыл золото тоже, но когда начался бунт скваттеров, (
А тут Диего услышал, что новые хозяева решили у скваттеров земли назад отобрать, подумал он подумал, и пришёл к старшему у воинов. Они в Севастополе в большой кошаре устроились.
— У каждого старателя намытый песок припрятан, завернут в мешочек и прикопан в земле, где-нибудь недалеко от его хижины, если прострелить колено старателю или плечо, то тогда он скажет, где зарыл золото, а так ничего добром или побоями из него не выбить.
— А зачем ты мне это рассказываешь, Диего? — внимательно так глянул на него странный военный.
— А так со мною эти скваттеры поступили. Плечо прострелили, — мужчина задрал рубаха, демонстритуя шрам.
— Хорошо. Если твой совет поможет, то немного отсыпем, — хлопнул его командир по плечу другому.
И помогло, в Эспарто таким нехитрым способом они откопали три десятка кладов. В результате на двух вьючных лошадях у них сейчас в сумках пудов шесть золота.
Богатый всё же здесь край. Осталось только порядок навести.
Глава 17
Событие сорок седьмое
Накрапывал мелкий холодный дождик, по небу бежали из неметчины в сторону Москвы чёрные, напитанные водой тучи. Настолько напитанные, что не выдерживали и просачивались по дороге вот таким небольшим дождиком. А ещё с Финского залива дул холодный сырой ветер. Блин, тут и самый здоровый здоровяк, например, такой, как человек, стоящий рядом с Сашкой, чахотку легко подхватит.
Человек был не просто здоровяком, был он на фоне остальных людишек так гигантом просто. Два метра роста и фигура атлета с развитыми плечами и бычьей шеей. И хоть человек был не молод уже, а мощь эта даже за два метра до Сашки добивала, вызывала почтение.
Сашка теперь и сам хлюпиком не был. Тоже и кубики на пузе были, и бицепсы с трицепсами, и разными дельтами выделялись под кожей, но до мощи этого товарища, как до Берлина на ослике Иа.
— Чудишь? — не вопрос может был, а утверждение, но обличения в голосе гиганта тоже не было.
Они стояли возле того самого Александрийского столпа, между ним и Аркой Главного штаба, которая была посвящена победе в Отечественной войне 1812 года.
— Так точно, Ваше Императорское Величество, — ни грамма не лукавя ответил Сашка.
— По-людски говори. Не раз же говорил тебе, Александр Сергеевич, что для тебя я Николай Павлович, — чуть поморщился гигант, и себе сказал не Сашке, — Монферран — гений.
— Я… Николай Павлович, озадачен. Странное место для аудиенции.
— Помолчи. С сыном разговаривал пару недель как и недавно ещё, с Ники. Вернулся он с… с вотчины твоей. Восторгов сколько. Телеграф ещё, лампы, Пульмонологический центр твой, училища. А теперь моряков готовишь. Куда Петру Алексеевичу. Всё ведь получается у тебя. И лошади ещё.
Николай Павлович помолчал, а потом пошёл от колонны к Главному штабу, но остановился на полдороге и, дождавшись семенящего за ним Сашку, продолжил.
— У стен уши есть. А война с Великобританией не шутка, а ты всем подряд о ней рассказываешь. С какой целью?
— Дурень же. Простите Ва… Простите, Николай Павлович, но война будет, а мне никто не верит. Как могу, готовлюсь.
— Двумя фрегатами?! Смех! — но лицо серьёзное, не злое, просто серьёзное.