Ветер (СИ)

— Чертова ехидна, — выругался Дариус, убирая его ладонь и принимаясь за дело сам. Гораздо медленнее, чем хотел Маркус. — Хотя бы послушай!

— Я буду очень стараться, — простонал тот, запуская руку вниз, отклоняясь назад до самой воды, демонстрируя тело во всей красе и добираясь до паха Дариуса пальцами. Громкий стон и ускорившиеся движения подсказали ему, что он все сделал правильно.

— Сэм? — прорычал Император, сходя с ума от того, что творил сейчас с его душой и телом Маркус. — Надеюсь, ты-то меня слушаешь?

— Слушаю, — прохрипел Сэм, скидывая нижнее белье.

Вряд ли эти красивые и насмерть порочные демоны отпустят его живым, но сейчас ему было все равно. Он хотел заменить руку Дариуса на члене Маркуса губами больше всего на свете.

— Хочешь прикоснуться к кумиру, Малек? — убрал пальцы Дариус. Маркус недовольно простонал, и он тут же взялся за него снова, возвращая довольную улыбку на сказочно красивое лицо. — Губами. Языком. Пальцами.

— Да. Очень, — подался вперед Сэм и шагнул в воду.

Дариус оценивающе посмотрел на его худое тело:

— Ты точно готов на все? Даже на невыносимую боль?

— Да, — кивнул Сэм, не удержался и положил руку на мощное плечо Маркуса, закрывшего глаза и скользившего по бедрам древнего короля в завораживающем ритме.

Дариус провел ладонью по ребрам и выступающим косточкам бедра на теле юноши. Совсем еще ребенок, если подумать. Но думать не хотелось, а хотелось его как следует отыметь. Таких неправильных любовников у Дариуса не было никогда, и это заводило безмерно. Как и Маркус, наверняка специально затащивший мальчишку в номер. Чего он добивается на этот раз?

— Ты такой худой, Сэм, — выдохнул Дариус, жадно жамкая рукой впалую, но очень нежную на ощупь ягодицу. Ребенок, самый настоящий. — Разве можно доводить себя до такого состояния?

Похоть тонким ручейком струилась по жилам, откровенно намекая на то, что живым Сэм от него не уйдет, потому что желание ворваться в него сходу становилось слишком сильным, а он был однозначно к этому не готов. Дариус подвинул его ближе к Маркусу, и Сэм тут же отпустил ладонь исследовать ключицу и грудь кумира, который довольно застонал и даже приоткрыл глаза, чтобы насладиться видом хрупких человеческих пальцев на своих мощных мышцах.

— Сэм, ты слышишь меня?

— А?

— Вот же, фанатик! Встань, говорю, позади Маркуса на колени и тщательно обласкай губами его замечательный позвоночник.

Парень повиновался мгновенно: упал в воду, прижался грудью к широкой спине кумира, обнял его за талию, поцеловал в лопатку и принялся за дело. Маркус довольно застонал, переставил колени по-другому и подставил Сэму практически неподвижную спину, сладко мучая торпеду Дариуса короткими движениями ягодиц, сидящих на нем плотнее некуда…

…и тут Дариуса озарило. Похотливый профессор! Растлитель малолетних! Ревность и смех перемешались в Императоре, не давая принять верное решение. Конечно, Маркус его и только его, и Дариус обещал убить его, если увидит с другим, но… Но с другой стороны, если он хочет продолжать спать с красивыми молодыми любовниками, то ему придется ими с ним поделиться. Без него все равно ни черта толком не выходило. Может, есть смысл не мечтать о Маркусе, а заниматься с ним любовью, используя любовников как подручный материал, не позволяя им ничего и пользуясь от всей души? Вдвоем. Эта мысль довела его торпеду до пограничного состояния, а она в свою очередь Маркуса до точки кипения. Он открыл глаза, наткнулся на задумчивый взгляд любимого и замер, понимая, что все его коварные замыслы раскрыты.

Дариус обнял его, посмотрел в умоляющие и отчаянно ревнующие даже сейчас глаза и улыбнулся:

— Ты вьешь из меня веревки...

— Но?

— Но я согласен, — тяжело вздохнул Император. — По моим правилам и на моих условиях!

В их реальных диалогах последнее произнесенное вслух слово всегда оставалось за ним. Он тут главный, а не Маркус. Ревнует он, понимаешь, к любовникам. Ненавидит их. Зачем, спрашивается? Ему на них плевать! Просто без этих красивых игрушек, так забавно пытающихся повлиять на него, жизнь во дворце станет не такой увлекательной, да и ломать, если плохое настроение накатит, будет некого. Срываться на Маркусе ему не позволит гордость. Парочка неприличных мыслей о том, как именно он будет делить с ним молодых любовников, превратила тонкий ручеек похоти в бурную реку, которую тут же отследил Маркус. Прижался губами к уху Дариуса и зашептал, закручивая и без того сжатую до предела пружину желания до упора:

— У меня не было никого, кроме тебя, почти пятьсот лет. Я просто не хотел прикасаться к другим, но когда мы будем развлекаться вместе, я превращусь в похотливого развратного старикашку и буду иметь наших любовников со страшной силой, но никогда, ты слышишь? Никогда не позволю ни одному из них залезть членом в рот или в задницу ни тебе, ни мне. Я сойду с ума и вырежу полдворца, если это случится.