Ветер в его сердце

Мэнни снова погрузился в долгое молчание. Девушке вдруг показалось, что в его темных глазах вспыхнула лукавая искорка.

— Ну так что? — спросила она. — Все на этом?

— Да. И благодаря тебе я только что выиграл пять баксов.

— Что-что? Это был какой-то идиотский прикол?

— Нет, Морагу сказал, что ты ухватишься за возможность выбраться отсюда.

— А ты так не думал?

Парень кивнул.

— Мы со Стивом сказали, что ты откажешься, — он улыбнулся. — Морагу просадил десятку.

Сэди внимательно посмотрела на него:

— И Стив так думал? После всего, что я устроила?

Мэнни снова кивнул:

— Он видит в людях их лучшие стороны.

— Вот черт. Паршиво, что я так поступила с ним.

Парень пожал плечами.

Какое-то время оба молчали. Сэди очень хотелось, чтобы Мэнни посидел у нее еще немного — пока не пройдет внезапно навалившееся острое чувство одиночества.

— Так всего пять баксов? — произнесла она наконец. — Не очень-то высокая ставка.

— Это все, что у меня есть в кармане. — Парень помолчал, затем снова затянул: — Назови мне имена девушек, что побили тебя.

Но Сэди на уловку не поддалась:

— Передай Стиву мои извинения.

Мэнни немного подождал, не передумает ли она. Наконец поднялся:

— Передам.

И исчез.

Сэди наконец-то справила нужду и завалилась на койку, положив руку на глаза, чтобы защитить их от яркого света.

«Чертовщина какая-то», — подумала она. На душе неожиданно было легко: в кои-то веки она поступила правильно. Своего рода достижение.

Может, Эгги все-таки права. Может, с хорошими поступками действительно делаешься лучше.

Постепенно проваливаясь в сон, Сэди гадала, кто же воспользуется помощью, которую она отвергла.

3. Руби

Подобно большинству майнаво, Руби ощущала себя равным образом комфортно как в зверином обличье, так и в человеческой коже. Но, в отличие от большинства кузенов, часто меняющих один облик на другой, майнаво-псы предпочитают подолгу оставаться четвероногими. Руби не являлась исключением и потому на протяжении нескольких недель после сделки с ведьмой превосходно чувствовала себя в собачьей шкуре.

Она выполняла все приказы Абуэлы, кроме превращения в человека.

Бунт ничтожный, но больше ничего поделать она не могла, так что приходилось довольствоваться хоть этим.

По правде говоря, Руби не ожидала, что останется в живых. Ей представлялось, что ведьма прикончит ее и заберет душу, едва Мэнни и Сандэ выведут девчонку за порог. Однако Абуэле, судя по всему, для усиления ее магической силы смерть майнаво не требовалась.

— Не волнуйся, — сказала она, когда дверь за корба и Сэди закрылась. — Я не собираюсь причинять тебе вред. Моя брухерия[48] совсем не такая, что у ведьм кикими. Я одновременно и курандера[49], и бруха.

Руби презрительно фыркнула:

— Знахарка ты или ведьма, все равно твоя магическая сила украдена у громов. Со мной ты планируешь поступить так же? Выкрасть как можно больше магии из моей души?

— Я тебе уже говорила: ничего у твоих громов я не брала. Неужто ты думаешь, будто в мире существует только магия твоих верховных духов?

— Да!

— Какая же ты наивная.

Руби отмахнулась:

— Мы жили здесь задолго до вас, пятипалых. Громы явились к нашим старейшинам и поделились с ними своей магией. А к тебе они не приходили. Ты даже их имен не знаешь!

— Мы верим в других богов.

— Да какая разница, во что ты веришь! Я заключила с тобой сделку и слово свое сдержу. Делай со мной, что собиралась. Но предупреждаю: если украденное у меня на пользу твоей магии хоть как-то навредит земле, моей стае или любому кузену, от последствий тебе не отвертеться. Эта парочка ворон, что только что ушла, обернется твоей самой незначительной проблемой.

— Я не причиню тебе вреда.

— Сказала гремучая змея, гипнотизируя жертву перед укусом.

— За кого ты меня принимаешь? — нахмурилась Абуэла.

— За воровку и чудовище.

— Потому что я бруха?

— Да какая ты бруха! Духами может повелевать только эчисера.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — мрачно произнесла старуха.

— Я знаю, что ты пятипалая, а у них своей магии нет.

— Ты так уверена в этом?

— Откуда, по-твоему, исходит твоя магическая сила? — спросила Руби.

Абуэла положила руку себе на грудь:

— Из моего сердца.

Девушка покачала головой.

— Она исходит из крови майнаво. В пятипалых ее так мало, что им приходится вытягивать силы из земли и истинных майнаво, чтобы она хоть как-то действовала.

— Истинных майнаво? Мол, вы такая чистая и совершенная раса?

— Духи зла не трогали нас, пока в наших краях не поселилось племя пустыни, которое отняло у нас землю. Потом у них ее забрали явившиеся с юга испанцы, а у тех — белые американцы. И если ты воображаешь, будто я должна сочувствовать тебе, коли вас вытурили в это убогое баррио, в то время как белые шикуют, прожирая награбленное, то для меня вы все ворье. Вы порабощаете и убиваете без разбору.

— Некоторые люди таковы, это правда. Но не все.

Руби выдержала взгляд старухи.

— Эта земля не всегда была пустыней. Это вы сделали ее такой! А ты — да, ты! — ты продолжаешь выжимать из нее магическую силу, и тебе даже в голову не приходит хоть как-то восполнять украденное.

— Так ты ненавидишь всех людей?