Ветер в лицо

— Что я могу сказать?.. Мне и говорить нечего. Прозевал... Не заметил. Виноват.

— Это все?

— Все.

Началось обсуждение. Как и всегда, первым взял слово комсорг прокатного Ваня Сумной. Говорил он долго, щеголяя знанием политических терминов, цитируя по памяти Маяковского, Горького. Члены комитета нетерпеливо поглядывали на часы. Можно было рассчитать — до сути он дойдет через двадцать минут.

— По сути, Ваня... По сути.

— Простите. Вопрос серьезный... Теперь позвольте о товарище Соколе.

— Наконец!..

— Как можно расценивать подобные факты в связи с международным положением? На сегодняшний день мы имеем полное политическое единство народов Советского Союза...

Всем стало ясно, что Ваня Сумной еще не скоро кончит. Дело в том, что он в своей речи не успел сказать всего, что было у него записано, и теперь, назвав имя Сокола, пользуется им как щитом, из-за которого можно атаковать членов комитета общеизвестными истинами. Лиза решила его не перебивать, иначе возьмет слово для справки и все равно закончит свою речь так, как подготовил ее за несколько дней до заседания.

Но вот Ваня перевернул свой блокнот с первой страницы до последней, и обратно — с последней к первой. Он сказал все, что было записано.

— Ну, вот... Я закончил.

— Как?.. А о Соколе? — Удивленно спросил кто-то.

— Простите. Вы меня своими репликами сбили... О Соколе. Я считаю, что, с точки зрения первоочередных задач комсомола, вопрос ясен. Исключить и просить дирекцию завода передать дело в суд. Все.

По комнате прошел шепот. Коля Круглов что-то горячо доказывал своему соседу, рубя ладонью воздух перед самым его носом. Сокол сидел в углу, опустив голову на руки.

— Кто еще хочет выступить? — Спросила Лиза. — Только прошу, товарищи, не делать общих докладов.

— Вот что, товарищи, — встала темноволосая, быстроглазая девушка, редактор стенгазеты мартеновского цеха. — Разве мы можем доверять комсомольцу, который так небрежно относится к своим трудовым обязанностям?.. Сегодня он чуть не убил одного из наших товарищей, вывел из строя на несколько суток мартеновскую печь, а завтра он может нанести вред всему цеху. Вина его очень большая. Если бы не Иван Николаевич, не было бы сегодня среди нас Коли Круглова. Из-за преступной невнимательности Сокола страна не получит не одну сотню тонн стали. Я думаю, что ему не место в рядах комсомола.

Когда она села, слово взял подручный Гордого Гришка Одинец — живой, черноволосый парнишка.

— А вы заметили, товарищи, как он держится?.. У меня нет никакой уверенности, что он понял свою вину. К тому же видно, что парень совсем не работает над собой. Для него до сих пор не утратили своего значения какие-то странные приметы. Он, видите ли, не заметил снаряд из-за того, что с его головы ветром сорвало кепку... Но это же идеализм, товарищи! Нет, нам идеалисты в комсомоле не нужны.

— Дайте мне слово! — Горячо воскликнул Коля Круглов и, не дождавшись, пока ему дадут слово, начал говорить, рубая ладонью воздух. — Я начну не с Сокола. Я начну с Вани Сумного. Вы слышали выступление?.. Слышали?.. Я думаю, что это выступление вполне заслуживает того, чтобы мы Сумному объявили выговор.

— Что ты, Коля?

— За что?

— А вот за что. За позерство. Ему гораздо важнее, что скажут про его ораторские способности, кстати, весьма сомнительные, чем то, как будет решен вопрос о нашем товарище.

— Я сказал свое мнение! — Воскликнул Сумной.

— Сказал, — продолжал Коля. — Но как сказал?.. Когда сказал?.. Ты здесь сорок минут злоупотреблял нашим терпением, пытался поразить нас своими упражнениями в пустом красноречии. А потом сел, даже забыв о существовании Сокола и о его вине.

— Вы меня перебивали.

— Как же не перебивать?.. Надо было вообще лишить тебя слова. Теперь о Соколе. Большая у него вина, и он заслуживает серьезного наказания. На это нельзя закрывать глаза. И он это наказание, безусловно, получит. Но, товарищи, разве только он один в этом виноват? Разве мы с вами не виноваты?

Все присутствующие повернулись к Коле Круглову. Этот молодой сталевар имел на заводе большой авторитет. Он в своих скоростных плавках шел почти на одном уровне с таким потомственным сталеваром, как Георгий Кузьмич Гордый, хотя прошло всего несколько лет после того, как Коля закончил ремесленное училище. О его работе писали республиканские и московские газеты. Его портрет висел в заводском сквере и во Дворце культуры. С его мнением считались даже старые коммунисты. К тому же он больше всего пострадал от взрыва снаряда. Никто не ожидал, чтобы Коля Круглов мог взять под защиту Сокола. А Коля, сопровождая свою речь резкими, сильными жестами, говорил: