Ветер в Пустоте

Вместо связанных мыслей приходили смутные чувства и мимолетные сцены из давнего прошлого, сплетающиеся причудливым образом с прошлым посвежее. Иногда этот странный телевизор напоминал что-то любопытное, что Сережа хотел бы запомнить, но уже в следующий момент понимал, что забыл. Сначала внутренний троллейбус провез его сквозь какие-то рыночные развалы 90-х, потом появились недавние рабочие кадры из офиса Мандельвакса, затем была школа, над которой парашютисты в небе сцепились в индийский символ ОМ и приземлились на дерево с ковра-самолета Дзико. Потом было что-то совсем невнятное, а затем Сережа долго катился на лонгборде вдоль Venice Beach в Лос-Анджелесе. Скейт мягко шуршал по ровному покрытию специальной дорожки, с океана дул прохладный ветер, а в небе кричали чайки. Где-то вдали послышалась флейта, ее звук стал отчетливее, громче, и вот уже она полностью вышла на первый план. Сережа помнил этого старого индейца с длинными седыми волосами и шрамом на лбу. Он видел его во время одной из поездок в Америку. Старик сидел на невысоком бетонном заборчике рядом с дорожкой для катания и играл на флейте. Его мелодия была грустной и вечной, как небо, море и ветер. Сережа был уверен, что забыл ее, однако сейчас она звучала совершенно отчетливо, и он сразу понял, что мелодия предназначена именно для него. Он чувствовал, что она сообщает ему что-то важное, и оно вот-вот станет ясным. Сережа уже приготовился что-то понять, но вместо этого раздался неприятный громкий звук, который моментально вернул его в такси. Оказалось, что они уже приехали, и водитель сигналит разлегшейся на дороге собаке.

– Мы на месте. Внутрь заехать не смогу, у них тут строго, – сказал он.

Сережа вышел и направился к проходной. Зайдя туда, он остановился. Казалось, что время забыло про это место и обходит его стороной. Затхлый запах, серая цементная плитка на полу, мерцающие гудящие лампы, на стенах выцветшие бланки заявлений с трафаретными заголовками. Крошечное окошко выдачи пропусков располагалось примерно на уровне пупка, поэтому, чтобы заглянуть туда, требовалось совершить поклон кому-то по ту сторону окошка. Кому-то, наделенному правом пустить тебя или нет. Окошко было закрыто изнутри.

Сережа положил паспорт и постучал.

– Здравствуйте.

– Слушаю, – донеслось с той стороны.

– На меня должен быть пропуск. Кармякин Сергей.

– Компания какая? – окошко приоткрылось.

– Компанию не знаю. Я на семинар по дыханию. Мне только адрес прислали. Могу корпус сказать, – Сережа достал телефон.

– Не надо. Ожидайте, – паспорт исчез, и окошко закрылось.

Сережа выпрямился и огляделся. Рядом стояли три печальных стула с давно истлевшим поролоном в обивке и ножками, перемотанными синей изолентой. Они выглядели настолько уставшими, что нагружать их дополнительно своим весом не хотелось.

И все же кое-какие приметы нового времени здесь имелись. Во-первых, появился современный турникет, а, во-вторых, с внутренней стороны проходной стояли пластиковые двери со стеклопакетами.

Окошко открылось.

– Возьмите. За утерю пропуска штраф 500 рублей.

Выйдя с другой стороны проходной, Сережа снова остановился. В 50 метрах перед ним стоял постамент, на котором большой Ленин делал шаг ему навстречу и протягивал каменную руку для приветствия. Такого в Москве он не встречал уже давно. Несколько лет назад в городе прошла кампания, в рамках которой почти все подобные памятники демонтировали и куда-то вывезли. Сюда она, похоже, не дотянулась. Сереже вспомнились слова Лехи про зиккурат с мумией на площади. Он засмеялся про себя и еще раз посмотрел на памятник – смех отчего-то прошел.

Из интернета он знал, что раньше завод занимался твердотопливными двигателями для ракет и военных самолетов. Но сейчас он переживал сложные времена. Коллектив был почти полностью расформирован, а помещения сдавались в аренду.

Бывшие цеха превратили в лофты с кирпичными стенами – они сдавались подороже, а низенькие служебные постройки “нарезали” перегородками на кабинеты – эти шли подешевле. Когда Сережа с Костей искали место для первого офиса Мандельвакса, то общались со здешними риэлторам, но подвал в центре в итоге победил по совокупности факторов.

Здание, куда он направлялся, оказалось двухэтажным кирпичным домом с надстроенной мансардой. На лавочке у входа сидела молодая босая женщина в пончо и красном тюрбане. Она что-то быстро набирала в телефоне. На фоне унылых заводских построек ее наряд наводил на мысль, что где-то рядом снимают кино. Кроме того, в ней было что-то странное. Подойдя чуть ближе, Сережа понял – у женщины не было бровей, отчего лицо ее выглядело инопланетным. “Может химиотерапию делала, и волосы выпали? Потому и тюрбан такой”, – подумал он с сочувствием.

Он слегка кивнул женщине, но она, казалось, этого не заметила, погрузившись в телефон.

Рядом с подъездом курили и болтали двое парней.