Ветер в твои паруса

С Ритой они вместе росли. В школе она даже пыталась отбить у нее Алексея. Трезвая была такая девочка, деловая. Знала много умных слов и называла Нину человеком созерцательным. «Человек — сам кузнец своего счастья», — любила она повторять. Потом, вышла замуж. Подруги ей завидовали, потому что муж действительно был очень хороший человек, добрый, честный.

«И я его очень уважаю, — сказала она Нине за несколько дней до свадьбы. — Доверие, общность интересов и уважение — именно в этом я вижу залог счастливой супружеской жизни».

А про любовь ни слова. Умная потому что, деловая. А я человек созерцательный.

…Алексей вернулся год назад. Все было ясно, но он решил сделать формальное предложение и сделал его в тот же день в саду, на лавочке, под старым кленом. Нина сидела и ждала, когда он заговорил, и думала, что уже все ясно и ничего больше не надо ждать, но эта лавочка и этот клен почему-то раздражали ее. Алексей сказал все, что надо было сказать, хорошо сказал, с чувством, с волнением, заверил, что любовь его прочна и глубока, проверена временем, а потому надежна.

Мама уже несколько раз выходила на веранду, наверное, сейчас позовет пить чай, и надо ему сказать, что они поженятся, когда он захочет, но вместо этого она зачем-то спросила:

— А там для меня есть место?

— Ну еще бы! Я уже договорился, будешь работать в соседнем институте.

— Глупый! Я не об этом. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Я вот здесь говорю, под этой выпуклой грудью героя, тут для меня много места?

Он обнял ее и сказал уже почти спокойно:

— Ты знаешь, как я торопил время? Я без тебя не жил, а просто существовал во времени и пространстве. Знаешь, есть такая философская категория?

— Да, дорогой, знаю… Есть такая категория. Пойдем пить чай.

Свадьбу, однако, решили отложить. Стоит подождать, пока Алексея утвердят в министерстве.

Куда, действительно, торопиться?

Год между тем прошел. На завтра назначена свадьба.

Нина смотрела в окно. Думала. И чуть не проехала остановку.

Было душно, каблуки вязли в асфальте, над головой гремел железом мост, и поезда не успевали привозить и увозить огромные толпы людей, которые здесь были уже не москвичами, но еще и не дачниками. Только теперь она заметила, что серые коробки домов, шедшие плотным строем с ближайшей станции, уже сомкнулись вокруг поселка, и теперь отсюда ничего, кроме них, не разглядеть, не увидишь ни дач, ни леса.

Она долго шла по улице, одна сторона которой была застроена корпусами с балконами, а другая еще не была застроена вовсе и уходила к реке, потом свернула на аллею, в конце которой у их дачи стояла чья-то приблудившаяся «Волга», и почти столкнулась с человеком в шляпе.

Он вышел из Ритиной калитки, а сама Рита стояла у забора и смотрела ему вслед.

— Зайди, — сказала Рита. — Сто лет не виделись.

Они виделись каждый день, но Нина все равно зашла, потому что дом был уже рядом, уже ничего не придумаешь, не станешь в очередь за квасом, чтобы оттянуть время. Она не торопилась в дом, где сегодня утром поставили тесто на свадебный пирог, и не хотела думать, почему она не торопится.

— Страховой агент, что ли? — Нина кивнула в сторону калитки, через которую вышел мужчина. — Вид у него такой.

— Какой?

— Настойчивый.

— Все они… настойчивые. Поклонник. Из Серпухова ездит, не ленится. С мужем вместе работает, знает, когда его нет дома.

— Вид у него скучный.

— Ну и черт с ним.

— А чего не прогонишь?

— А зачем?

Она теребила скатерть и смотрела на Нину вызывающе и пришибленно, и в то же время Нина чувствовала, что она вот-вот разревется.

— Ритка, что с тобой?

— Да так… Что тебе объяснять, ты и так все знаешь. Этого выгоню, будет другой… Кто-нибудь будет, если на душе пусто… Черт с ним, не обращай внимания, я ведь всегда была нервная… — Она пыталась улыбнуться, но слезы уже текли по щекам, вымывая светлые бороздки.

«Нервной ты, положим, стала совсем недавно», — подумала Нина, а вслух сказала:

— Перестань реветь, выдумываешь ты все.

— Выдумываю. Только и осталось… Тебе хорошо. Хотя тебе тоже нехорошо… Ты знаешь, Нина, иди, пожалуй, а то я сейчас могу что-нибудь не то сказать. Муж у меня, семья, счастья полон рот, сама ковала, я же кузнец своему счастью… Чепуха, Нинок, не слушай. Обзаводись и ты семьей, пока Лешка не передумал. Хотя теперь не успеет. Только… — Она вытерла глаза и как-то жестко добавила. — Только не удивляйся, если и тебе через год станет все равно, с кем целоваться. Идем, я тебя провожу. Не слушай глупую бабу. Я вечером приду. Девчонок уложу и приду.

5

Небольшой деревянный дом почти целиком скрывался за густо разросшейся сиренью, и только кусок островерхой крыши с задиристым петухом на коньке высовывался из-за зелени. Павел остановил машину. Лидия Алексеевна встретила его у калитки, сразу узнала, обняла, несколько секунд постояла молча, потом сказала:

— Ну вот… А я дочку вышла встретить… Проходите, Павел Петрович, проходите. Ниночка сейчас придет. Вы смелее, собаки у нас нет.