Ветер военных лет

— Если говорить по правде, то весь сыр-бор в Березовке именно из-за этого автобуса разгорелся. Тихон Владимирович, по-моему, уж совсем отступать было собрался, да вдруг автобус этот увидел. Похоже, что и сам Шмидт к нашему штабу ради того же автобуса пожаловал: назад отбить хотел.

Все рассмеялись. Возбуждение успешного боя еще не улеглось. Чувствовалось, что нужна разрядка, разговор о последних событиях. И мы, поправляя и дополняя друг друга, заговорили о том или, вернее, о тех, кто решил успех дела. Вспомнили веселого рядового 42-го полка Дмитрия Меркушева, который ухитрился чуть ли не вплотную подползти к пулемету немцев и забросать его гранатами. Вспомнили душевное выступление на митинге, посвященном освобождению города, полтавчанина ефрейтора нашего артполка Науменко. Кто-то рассказал о бесстрашии нашей разведчицы-артиллеристе Оксаны Мужиловой, о самоотверженности медсестры Вали Петровской и санинструктора Клавы Ковтун. И вдруг замолчали. Потому что по самой простой ассоциации, заговорив о медицинских работниках, подумали о наших потерях, о раненых. И о тех, кто навсегда остался в полтавской земле. Для нас исключительно тяжелой потерей была смерть командира 34-го полка Дмитрия Ивановича Панихина.

— Редеют ряды сталинградцев, — грустно сказал Вавилов.

Наступившая тишина была, как траурная минута молчания, тяжелая и горькая. Михаил Михайлович Вавилов с удивительным тактом и мягкостью, которые чувствовались в его тоне, взгляде, решительно переменить тему:

— Кстати, совсем забыл, подготовили свежую листовку. Два часа назад наша дивизионная газета выпустила. Позвольте огласить?

— Оглашайте, — стараясь переключиться с грустных размышлений, сказал я. «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой», как требовал грибоедовский Фамусов.

Вавилов достал небольшой листок.

— Вот, пожалуйста, прямо вам: «Гвардейцы-полтавчане, нас ждет Днепр. Сегодня вся наша страна, весь советский народ услышали о нас. Как более двухсот лет назад русские чудо-богатыри у Полтавы разгромили иноземных захватчиков, так и мы, гвардейцы, разгромили немецких оккупантов. Советский народ сказал нам спасибо. Родина салютовала нам. Наше боевое знамя овеяно новой славой победы.

Мы полтавчане! Это звучит гордо. Сегодня в торжественный день мы еще раз присягаем Родине: мы умножим славу русского оружия в боях; мы очистим родную землю от немецко-фашистских захватчиков.

…Пас ждут еще тысячи советских людей, изнывающих на каторге гитлеровских оккупантов. Нас ждут родные берега Днепра. На салют Родины ответим новыми боевыми подвигами.

За родной Днепр! За Родину! Вперед, гвардейцы-полтавчане!»

Для нас «вперед» в настоящий момент означало форсированное продвижение к Кременчугу. Именно там ждали нас измученные неволей советские люди, о которых говорилось в листовке…

Ночная темнота медленно таяла. Мягкая серая пелена, редея, оставляла везде холодные влажные следы. Дивизия уже выступила по двум маршрутам, и я догнал колонну 42-го гвардейского полка на своем неизменном «виллисе».

Проехали несколько километров. Выскочили на железнодорожный переезд с маленькой будочкой. За переездом веером расходились наезженные и истоптанные колеи нескольких дорог. Из-за будочки выскользнула фигура красноармейца-регулировщика.

— Товарищ генерал, — поспешно сказал солдат, — вы поосторожнее, это место простреливается немецким пулеметом.

— Что за чепуха? Откуда простреливается?

— А из во-он той будки стрелочника простреливается. Немцы там.

— Быть того не может! Откуда там немцы? Дивизия наша прошла туда?

— Прошла дивизия.

— Ну, так какие же немцы могут быть здесь?

— Не знаю какие, товарищ генерал. Наша дивизия прошла, а там немцы…

Я посмотрел в сторону будки. До нее было метров 500, и выглядела она совсем мирно.

— Нет, ты что-нибудь перепутал, — сказал я солдату. — Неоткуда тут немцам быть. Нету там никого.

— Да как же нету, товарищ генерал, когда они стреляют? — прямо с отчаянием, оттого что я ему не верю, ответил парень. — Вот только перед вами очередь дали!

Было видно, что красноармеец говорит правду. Да и зачем ему врать? Не шутки же шутить его оставили на переезде. Я еще переспросил:

— Давно дивизия прошла?

— Да нет, совсем недавно. Можно сказать, только что и прошла.

«Виллис» благополучно миновал переезд.

По ту сторону железной дороги тянулись сжатые поля, влажные от ночной росы. Поехали по левой дороге. Вскоре показалась околица какого-то села: покосившиеся плетни огородов, сараюшки, баньки. Я развернул карту. Как будто бы для села, лежащего на левом маршруте дивизии, рановато.

— Федоров, — обратился я к водителю, — что-то больно быстро мы до села доехали.

— На хорошей скорости ехали, товарищ генерал, — с некоторым даже самодовольством ответил находчивый шофер.