Ветеран

   Вернулся тоже сравнительно быстро, аккуратно неся кружку с едой, накрытую ломтем белого хлеба. Только унюхав запах какого-то варева, я почувствовал, зверский голод. Я давился куском хлеба, старательно запихивая его себе в глотку, прихлебывая из кружки теплую бурду. Подошедший желтолицый и остроносый хорезмец присел около меня приподнял веки, глянул в глаза, с умным видом пощупал пульс, что то сказал негромко Шустрому, потом затерялся в темноте камеры. Утолив первый голод я заснул, чтобы проснутся часов через десять.

   - Оклемался, - спросил меня недовольный голос.

   - Да, вроде бы как да, - машинально сказал я, пытаясь оглянуться на спрашивающего. Меня спихнули со словами:

   - Все. Иди погуляй, дай остальным давануть подушку, - буквально выплевывая последние слова, говоривший уже начинал засыпать, а через мгновения он уже спал.

   Глядя на свое окружение, я моментально почуствовал огромное желание очутиться как можно дальше от этого... общества.

   Больше всего помещение, куда нас запихнули, походило на пенал, узкий, но не очень длинный. Четыре двухэтажных шконки, поставленных попереком, посредине узкий длинный стол, присобаченный к полу так, чтоб его нельзя было оторвать. Расположение нар таково, что увидеть в смотровое окошечко что либо совершенно невозможно. Около самых дверей параша, типа ведро, камера рассчитана на восемь человек, когда нас в неё втолкнули, то в ней уже находилось не меньше чем пятнадцать человек и, как мне потом объяснили, это не очень много. В самом конце маленькое окошечко, забранное решеткой, на верхней полке, около окна никто не спит. Если там ложится человек, то фактически он перекрывает единственный доступ свежего воздуха в камеру. К тому же окошко не забрано никаким стеклом, или тем более "ночным пологом", а просто представляет из себя дырку в стене забранную решеткой. Зимой около неё нестерпимо холодно и е занавешивают каким-нибудь одеялом. К ней же ходят курить заядлые курильщики, строго по очереди и с большими перерывами.

   На меня никто не обращал внимание, казалось никому нет никакого дела, что я, кто я и так далее. Вдруг из толпы нарисовался Шустрый:

   - Ну чё? Живой? - явно обрадовался он. _ Мы тут с корешами поспорили, сдохнешь ты или нет. Все таки боров знатно тебя отмудохал.

   Шустрый так искренне был рад мне, что мне стало теплее. Единственное, что напрягало, так это то, что такое счастье и все мне - это нереально. В нашем суровом мире за все приходится платить, уж это-то я уяснил совершенно точно. Поэтому я радостно, но невразумително поддакивал, оставаясь немного настороже насколько это было возможно для моего измученного тела.

   Шустрый же продолжал вводить меня в курс:

   - Значит так - эта шконка наша, - и он указал на место с которого меня достаточно грубо согнали.

   - А это кто? - спросил я, легким кивком головы обозначая объект моего интереса.

   - Это Сипатый, - со значением понизил голос Шустрый, - и мой земляк.

   Я многозначительно сказал:

   - Ааааа.

   Шустрый скривился:

   - Слышь паренек, ты не торопись, не ссы, не старайся показать себя верченым, не строй из себя бывалого сидельца и все будет пучком. И на каторге люди живут, а уж тут, - он попытался обвести камеру рукой, - но тут же задел кого-то, заполучив в свою сторону неприязненный взгляд, - условия практически царские. А если проблемы каки, то мы как земляки тебе поможем.

   Земляки, я мысленно покатал это слово на языке. Видно было что Шустрый вкладывает в это какой-то свой собственный сакральный смысл. Башка практически не работала, но я все равно начал аккуратно расспрашивать его. Довольно таки скоро отвечать на мои дебильные, как он считал вопросы ему надоело и он отвязался от меня, предварительно выдав мне минимум информации, могущей мне пригодится. Я уселся на корточки, как большинство, и начал приводить мысли в порядок.

Книга скачана с сайта mirknig.su (бывший mirknig.com)

4