Ветеран Цезаря

Захват пиратами юного Цезаря, скрывавшегося на Востоке от преследований Суллы, — незначительный эпизод в бесконечных стычках римлян с пиратами. Но для героя повести Гавия он является поворотным моментом. Гавий понял, что подлинной смелостью и отвагой обладают не те, кто сделал грабёж своей профессией, а люди, твёрдо идущие к поставленной цели. Таков Гай Юлий Цезарь, но таков и Серторий, герой освободительной войны в Испании. Опираясь на силы местных племён, Серторий поднимает борьбу против наследников власти кровавого Суллы.

Но римская демократия, разгромленная Суллой, не сумела объединиться: она не имела в те годы единой программы. Царила наивная вера в то, что Рим при скверных политических порядках может спасти достойный политический деятель. Этой иллюзией умело пользовались проходимцы, всплывшие на поверхности политической жизни после смерти Суллы. От этой иллюзии не был свободен и замечательный оратор того времени Марк Туллий Цицерон. Рисуя в своих речах ужасные страдания провинциалов, позорную картину грабежа провинций, Цицерон обрушивал свой гнев против того или иного клеврета Суллы, а не против всей политической системы, делавшей возможной чудовищные насилия над человеческой личностью.

Римская политическая система, римская религия и литература воспитывали молодого человека в духе ненависти и презрения ко всему иноземному. Чужестранец считался человеком второго сорта, созданным для подчинения и услужения римскому гражданину. Только в силу исключительного стечения обстоятельств римский гражданин мог сочувствовать страданиям рабов, на труде которых держалось всё общество. Этими исключительными обстоятельствами для Гавия явились близость к Валерию, воспитателю-рабу, и любовь к Формионе, проданной в рабство.

Судя по сохранившимся в бумагах Н. Остроменцкой черновикам, главный герой повести сочувствовал Спартаку и даже оказывал ему помощь. Исходя из этого, мною написана третья часть повести, где сделана попытка довести сюжетную линию до логического конца. Гавий — в юности его шутливо называли ветераном Цезаря — становится сподвижником Спартака. При этом я опирался на сообщение Цицерона о римском гражданине, носящем то же имя, которое Н. Остроменцкая дала своему герою.

Вот что сообщает Цицерон:

Наш Гавий, брошенный в тюрьму в числе других римских граждан, каким-то образом тайно бежал из каменоломен и приехал в Мессану; уже перед его глазами была Италия и стены Регия, населённого римскими гражданами. И после страха смерти, после мрака, он, возвращённый к жизни как бы светом свободы, и каким-то дуновением законности, начал в Мессане жаловаться, что он, римский гражданин, был брошен в тюрьму.

Веррес выразил властям благодарность и похвалил их за бдительность. Сам он, вне себя от преступной ярости, пришёл на форум: всё его лицо дышало бешенством; все ждали, до чего он дойдёт и что станет делать, как вдруг он приказывает притащить Гавия сюда. В Мессане посреди форума судьи секли римского гражданина, но, несмотря на все страдания, не было слышно ни одного стона этого несчастного, и сквозь свист розог слышались только слова: «Я римский гражданин». Ему уже заготовили крест, повторяю, крест для этого несчастного и замученного человека, никогда не видевшего этого омерзительного орудия казни. И вот это был единственный крест, водружённый на этом именно месте, на берегу, обращённом к Италии, чтобы Гавий, умирая в страданиях и мучениях, понял, что между положением раба и правами свободного гражданина лежит только очень узкий пролив.

Что увидел Гавий с высоты своего креста? Тёмные линии виноградных лоз, натянутые на выгоревшие холмы, как струны кифары? Реки и ручьи, сбегавшие с гор голубыми извивами? Желтизну соломенных кровель Италии?