Ветхая ткань бытия

Пауза помогла Хирголу: от страха он припомнил окончание заклинания и учитель, впервые за последние пять дней, остался доволен.

* * *

— Ну и местечко, — пропыхтел Гость, втаскивая плот на берег. Прежде лёгкий, плот отчего-то не желал вылезать на сушу; пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы сдвинуть его с места.

Оставалось надеяться, что река не разольётся и не унесёт единственное средство передвижения.

Тропка вела сквозь всё тот же «железный» кустарник. Заросли его потрясали воображение. Казалось, что весь восточный берег зарос им. Гость вынужден был сражаться с ветвями на каждом шагу и вскоре весь перепачкался в кроваво-красном соке; хорошо ещё, «закалённый» нож никак не страдал от соприкосновения с переродившейся древесиной.

Спустя полчаса (за которые Науэр прошёл едва ли с четверть мили) дорога пошла в гору. Кустарник становился всё реже и реже и вдруг — хвала судьбе! — превратился в обычный, зивирский — живой, зелёный, податливый. Чем-то он походил на иву, однако, это был Зивир, и старые имена тут не годились.

Холм был почти что голым; лишь редкие травинки пробивались то там, то сям; Гость, невзирая на усталость, едва ли не бегом добежал до вершины. Там и встал, осматриваясь.

Зрелище, представшее глазам, наполнило разум одновременно надеждой и безысходностью.

Надеждой — потому, что к югу, за небольшой котловиной, наполненной туманом, виднелись несомненные силуэты строений. Люди!

Безысходностью — потому, что Гость находился на острове. С запада на восток было около пяти миль. И дальше вновь начиналась Река. Хуже всего было то, что восточного берега Гость разглядеть не смог. Лишь неясная пепельно-белая черта на горизонте — то ли горы, то ли снег. Не понять.

После второго открытия Гостю как-то не очень хотелось встречаться со здешними жителями. Однако, как ни крути, раз уж решил не следовать предопределённым маршрутом, надо побывать и там. Тем более, что никто никогда не говорил о том, что на Реке есть острова.

Ну хорошо. Только вот как обозначить это место? Гость вновь огляделся. Холм со всех сторон был окружён кольцами — вначале нормального кустарника, затем — «железного».

Ещё два холма виднелись к юго-востоку, а после остров становился почти совершенно ровным. Не считая котловины — до неё было мили три.

На всякий случай Гость выложил из камней небольшой знак-указатель на вершине холма. Если даже придётся возвращаться в полутьме, заметить такой знак будет просто. А плот с Реки не должно быть видно.

Да и кто осмелится выходить на Реку на каком бы то ни было судне?

Осмотрев критически одежду (всю сплошь измазанную тёмным соком; в особенности досталось рубашке), Гость двинулся в путь.

На юг.

* * *

— Не открывай рта, отвечай мысленно, — послышалось в голове у Унэна. Вот уже три часа он сидел в небольшом каменном строении; вход и выход охранялись внушительного вида воинами. По ним было видно: лучше даже не пытаться затевать разговор.

От монаха явно ожидали чего-то ещё. Сохраняя серьёзный вид и полное внешнее спокойствие, Унэн долго размышлял над тем, с какой стороны приступить к выполнению задания. Что-то здесь не так. После того, как вождь (он же жрец) дал ему имя, все остальные словно воды в рот набрали. Неспроста ведь.

И вот — три часа спустя в хижину влетел флосс; не произнося ни слова, уселся в противоположном углу комнаты и занялся оперением: тщательно укладывал перышки, подолгу выбирал клювом несуществующий мусор. Воин сопровождал Шассима; он внимательно следил и за монахом (который никак не отреагировал на их появление и продолжал медитировать с закрытыми глазами, сидя в самом тёмном углу), и за флоссом.

На последнего он поглядывал с явной опаской.

Услышав знакомый мысленный голос, монах мысленно кивнул, стараясь ничем не выдавать, что он что-то услышал. Страж по-прежнему сидел, внимательно наблюдая за гостями. Он, видимо, не слышал ни слова.

— Ясно, — ответил монах, не размыкая губ.

— Не тешь себя иллюзиями, — посоветовал шелестящий голос где-то под сводами черепа.

— Вот несколько самых важных правил. Не обращайся сам к тому, кто не заговорит с тобой первым; единственное исключение — вождь. Не вздумай говорить об их божестве-Покровителе. Ни слова.

— Ясно, — монаху начинало становиться интересно. Откуда флосс всё это знает? Откуда такое отношение к нему самому?

— Пока достаточно, — флосс никак не выдавал своего беспокойства, хотя, откровенно сказать, вовсе не был уверен, что Унэн сможет скрыть свою непредсказуемость — хотя бы в этот раз.

Узнай монах о его мыслях, непременно обиделся бы.

Но Унэн не слышал этих раздумий, а потому спокойно продолжал сидеть и медитировать. На душе было легко и спокойно; излишнее любопытство в подобных случаях значительно сокращает жизнь.

Тем более, что ему послышалось невысказанное предупреждение Шассима: его не изгнали и не попытались убить потому, что вождю что-то нужно от пришельца извне.