Ветлужская Правда

Складывалось впечатление, что полусотник мечтал побывать во всех мелких селениях, так или иначе входящих в полуночные владения инязора. Обычно он выбирал деревушки о двух-трех домах, не более, посылая на разговор с местными жителями кого-то из своих приближенных. Иногда переводить доводилось ей, иногда этим занимался какой-то седобородый эрзянин, служивший ветлужцам проводником и сопровождающий их почти от самого устья Тёши.

Чужеземцы щедро расплачивались за припасы и расспрашивали о дорогах к лесным твердыням, во множестве разбросанным по местным лесам. Вот только приближаться к ним они и не думали, сразу же сворачивая в другую сторону. Через некоторое время им стали попадаться лишь пустые дома, а в один из дней сбежали трое пленных эрзян, нырнув в какой-то глубокий овраг и умудрившись не переломать там себе ноги. Полусотник на это только усмехнулся, пробормотал что-то вроде «ну наконец-то…», а потом задал другое направление и погнал их всех совсем без роздыха, словно стремясь наверстать упущенное за эти дни.

Ночи были короткие, отдохнуть не получалось, поэтому к концу недели Важена повесила язык на плечо и однажды утром взмолилась о короткой остановке. Иван согласился, но вместо того, чтобы ее приободрить, закинул веревку с каким-то крюком на ветку дерева и настойчиво попросил ее подняться несколько раз наверх до самого конца. Мол, в скором времени это пригодится. Чем все закончилось? Она залезла, несмотря на удивление окружающих, вот только потом показала ему ободранную в кровь руку и наотрез отказалась повторять этот подвиг. «Суженый-ряженый» потрясенно кивнул, но привал на этом и закончился.

Почему ряженый? А как по-другому? Во время этой остановки каждый ветлужец без исключения вырядился в какие-то лохмотья и стал похож на ворсу, лешего по-русински. Даже на нее напялили этот наряд, цепляющийся за каждую веточку в лесной чащобе. Хорошо хоть передвигаться стали медленно, чуть ли не ползком, а в конечном счете забились в какие-то кусты, где она и растворилась в коротком тревожном сне.

Вот только выспаться ей не дали. Очнулась она от тихого сдавленного стона рядом с собой и столь же приглушенного разговора. Развязанный сын Веремуда, от которого разило болью и страданием, прижимал руки к животу, а его отец вместе с Иваном пытался выяснить, что с ним происходит. Сон слетел с нее в мгновение ока, и она осторожно прислушалась, стараясь не вмешиваться в происходящее.

Жених опять ее поразил. Другой на его месте прирезал бы пленного, чтобы тот не докучал ему стонами, а этот… он был какой-то неправильный. Важена поймала себя на мысли, что загадочный ветлужец уже не вызывает у нее омерзения, а облако загадочности, витающее вокруг него, привлекает ее с неослабевающей силой.

– Около пупка болит? – Полусотник медленно надавил молодому русу на живот и резко отпустил. – А где отдается? Справа внизу? Давно? С середины ночи? Раньше тоже болело, но не так сильно? А теперь невмоготу? Да… плохо дело.

– Что, ветлужец? – В утреннем сумраке было заметно, что лицо Веремуда исказилось мукой.

Вместо ответа Иван задрал на себе лешачью накидку и рубаху, показав шрам внизу живота.

– Что?! Не тяни! – сдавленно произнес рус.

– У меня так же было. Резать надо. Если до полудня аппендикс не удалить, то, скорее всего, не жилец он.

– А ты? Ты сможешь? Все что угодно…

Веревки за спиной Веремуда напряглись, и казалось, сейчас лопнут. Готовый принять муки вместе с сыном сразу же после того, как их пленили, он не мог перенести страдания своего взрослого чада, когда обещанная свобода была так близка.

– Все что угодно? – Ветлужец на миг замолчал и брезгливо поморщился. – Только не говори, что предашь ради сына. Он, наверное, того стоит, но не порти мне о себе впечатления… Так вот, сам я никогда больных не резал, но зато видел, как такую операцию делал лекарь в полевых условиях. Гарантировать тебе, что сын выживет, не могу – разрез может загноиться, и все будет напрасно. Однако обещаю сделать все, что в моих силах… после того как возьмем летнее подворье инязора. Слово дашь, что не сбежишь, как соратники твои?

– Даю за обоих… – чуть запнувшись, произнес Веремуд, бросив взгляд на страдающего отпрыска. – Мы в твоей власти!

– Тогда не будем медлить! Думаю, что управимся со всем быстро, князь эрзянский в этой усадьбе своих не самых любимых жен держит с малыми детками, потому охраны всего человек пять или чуть больше.

– На младенцах решил отыграться за порушенное самолюбие?! – не выдержала Важена, зашипев змеей на своего «суженого». – Да я…

– Пальцем не трону! – парировал Иван, старательно принижая звук. – Ни их самих, ни баб его… Но без этого инязор нас стрелами нашпигует, даже не опускаясь до разговора. Принудить его можно лишь силой, а ее… – полусотник бросил короткий взгляд на Веремуда, – ее у нас ныне нет. А без такой беседы он вскоре явится разорять твой род, девочка, и кровь польется рекой!

– Не надо было тебе к нам являться! – вспыхнула Важена. – Тогда бы и свары меж эрзянскими родами не было, и воев своих опять же поберег бы!