Ветлужская Правда

Ялтай коротко вздохнул и безмолвно выругался. Почему он? Почему именно он должен отдать приказ стрелять? Среди подошедших воинов вполне мог быть его дядька, ушедший к кугузу еще лет десять назад и дослужившийся, по слухам, до целого сотника. Мог он отказаться? Мог. Тимка приказал всем несогласным с его решением уходить без всяких последствий для них, все-таки многим пришлось бы сражаться с соплеменниками, а еще все они были столь молоды… Вот только остальным он велел готовиться к смерти.

Никто не попрекнул Тимку тем, что он защищает своего отца, каждый поступил бы точно так же. Кроме того, все почему-то верили, что он и за других встал бы столь же рьяно, отдавать своих соплеменников врагу у ветлужцев было как-то не принято.

Отступать им тоже было нельзя. Погоня, в которую наверняка были включены опытные следопыты, настигла бы всех и растерзала, несмотря на кажущееся численное преимущество воспитанников школы. Что могут противопоставить неопытные мальчишки в бою взрослым воинам? Как могут самострелы помочь ночью в глухом лесу, когда разъяренные ратники ворвутся в ряды школьников и начнут их резать как овец? Так что шанс у них был лишь здесь, на поляне. И Ялтай остался, как и все остальные мальчишки.

Теперь он наблюдал, как Тимка что-то втолковывает подошедшему ратнику про детский лагерь и про то, что, кроме них, тут никого нет. Вот только воин кугуза его не слушал, а недоуменно разглядывал на нем блестящую от солнца кольчугу и закинутую за спину гитару. Именно ее Тимка и взял с собой вместо боевого ножа или сулицы, объясняя всем, что оружие ему не поможет. Однако своим необычным видом он отвлек внимание только одного воина.

Чуть позади предводителя погони, слегка выдвинувшись из-за кустов, стояли два лучника. И они-то как раз, в отличие от своего командира, цепкими настороженными взглядами осматривали поляну и прилегающие заросли. Ялтаю даже показалось, что стрелки его заметили, но чуть погодя он понял, что солнце, бьющее им в лицо, просто заставляет их дольше вглядываться в каждую точку. Да и луки у них были… Нет, не обычные охотничьи, но по сравнению с составными луками, отбитыми ветлужцами у буртасов, это были никуда не годные поделки. Отец ему говорил, что понимающий человек отдал бы за каждый буртасский шедевр полный кольчатый доспех или даже пару боевых выученных коней.

Голоса на поляне зазвучали громче, и Ялтай всмотрелся пристальнее. Ексей, как и следовало ожидать, развернулся и нехотя отправился назад, подгоняемый требовательной командой Тимки, а сам предводитель мальчишеского похода скинул гитару себе на грудь и провел рукой по струнам…

«Все, сейчас начнет звенеть железными жилами на весь лес. По всем прикидкам, наши уже должны обойти их, и любой шум теперь только на пользу пойдет…»

Капли пота неожиданно покатились по лбу и вискам Ялтая, и он почувствовал, что не сможет отдать приказ стрелять, в каждом противнике он видел не врага, а своего дядьку, который нянчился с ним в детстве, водил его в ночное…

Луна убывает, такое бывает!..

Пронзительный Тимкин голос разнесся по поляне и холодным ветерком прошелся по паническим мыслям. Стараясь не привлечь внимания, Ялтай медленным движением отер пот с бровей и оглядел поляну: ему почудилось, что кое-где из высокой травы показались мальчишеские головы. Что это, любопытство или кого-то спугнула змея? Им же сказали, хоть в губы с гадюками целуйтесь, но не вздумайте подниматься, коли жизнь дорога! С другой стороны, стрелять из самострелов можно и лежа, но как из этого положения видеть противника?

Ялтаю показалось, что один из стоящих напротив воинов неожиданно напрягся и поднял лук с наложенной на него стрелой, но новые слова песни вновь разнеслись по лесной опушке и отвлекли излишне зоркого наблюдателя от подозрительного места.

Я иду стричься!

«Пошел волк за шерстью, да пришел стриженым. Так, кажется? Посмотрим… Сколько еще Тимка сможет продержаться?»

Когда Тимка первый раз пел эту песню неведомой Земфиры, то говорил, что переделал некоторые слова, иначе никто из слушателей не смог бы ничего понять. Однако смысл фраз ускользал от Ялтая и поныне, вот только сам ее ритм завораживал и заставлял тихонько подпевать или притоптывать ногой.

«Держись, друже, чем больше ты орешь и гремишь, тем незаметнее будут те, кто пробирается в обход!»

Черемис, стоящий напротив Тимки, удобнее взялся за топорище секиры, с которой наперевес вышел на лесную поляну, и шагнул вперед. Глаза его настороженно шарили по отдаленным кустам, он чуял подвох, но звучащий перед ним задорный голос не позволял ему сосредоточиться и уловить главное.