Ветлужцы

— Ну… давайте рассуждать вместе, — нехотя кивнул в знак согласия Вячеслав. — Русский человек, а мы с вами именно так называемся, хоть ты русином или русичем прозывайся, хоть словеном или чудью заволочской… он должен во что-то верить! Иначе ему, кроме водки, хм… меда хмельного, ничего не останется! Даже чтобы бабу любить, надо во что-то верить![140] И вера эта должна быть не просто в бога или богов, что тоже делу не мешает, а еще во что-то иное! Зачем живут люди? Есть ли в их существовании какой-то смысл, который не уничтожится предстоящей смертью?[141] Почему одни уходят из жизни с высоко поднятой головой, а другие сокрушаются о несбывшихся надеждах? Я думаю, что ответ на все эти вопросы есть, и он один — все дело в наших потомках! В наших детях, даже не обязательно родных нам по крови! Тот же учитель может гордиться своими учениками, верить в их будущее и величие их свершений! А вдруг и душу нашу спасут не ангелы Божьи, а далекие потомки, победившие время и понявшие, как дух сосуществует с телом, а? Тогда и ответ нам держать за все содеянное в этой жизни — перед ними! Вот вам и загробная жизнь!

Почувствовав, что собеседники в этот момент немного «поплыли», не воспринимая смысла его речей, Вячеслав вернулся на грешную землю:

— Все наше общество надо построить так, чтобы следующие поколения жили счастливее нас! Не лучше в житейских делах, а именно счастливее! Дать каждому реализовать свое самое заветное, будь то путешествие в дальние земли или стирка детских пеленок! Мечтать и воплощать эти мечты в жизнь, а не подсчитывать свои богатства, пролеживая бока на мягкой перине и упиваясь благами цивилизации! Надо дать нашим детям такого пинка, чтобы они, разогнавшись, в свою очередь тоже что-нибудь сделали для потомков! И в первую очередь воспитали их! Вот для этого мы и должны так построить нашу жизнь, чтобы им не пришлось тратить краткие мгновения своей на борьбу с самими собой, вытягивая свои души за волосы из гнилого болота золотого тельца! Это смогут сделать лишь считаные единицы, да и другой борьбы будет через край! Кто ею будет заниматься? А чтобы было с кого пример брать, как раз и нужно, чтобы во главе общества стояли бессребреники, пусть и поневоле!

— Да ты мечтатель, а не этот… циник, как ты сам себя назвал, выслушав укоры Улины! — удивился Трофим, не скрывая своей улыбки.

— А это плохо? Все относительно, и моя мечтательность тоже. Когда она позволит сохранить человеческие жизни, растраченные на суету и войны или не родившиеся из-за алчности тех же князей, покусившихся на чужое добро, то это уже будет называться практичностью. Вон новгородцы, выменивая на свои побрякушки у северных народов моржовую кость и меха, считают их из-за этого дикарями! А как определить, кто из них поступает более разумно? Жители Новгорода, выменивающие красивые меха на свои железные изделия, или эти самые дикари, получающие за свою добычу нужные и практичные вещи? Лишь сами люди имеют абсолютную ценность! И она не только в том, что кто-то может сделать своими руками какую-то вещь, которую можно продать. Человек — прежде всего это стремление стать богом! Не тянись за сапогом, Трофим, я все равно скажу! Высшая цель для людей — стать вровень с самим создателем или хотя бы быть достойными его свершений, а не рабами, ползающими в храме и вымаливающими его милости! С этим ты не поспоришь, потому что всю жизнь славяне верили, что они внуки Даждьбожьи, а не рабы Христовы! Куда все делось, а?

— Ох, лекарь… распнут тебя за твои речи!

— Буду еще одним мучеником! Но до этого надо успеть сделать шаги по устроению равноправного общества, где человек получает по заслугам и своему труду, пусть это все и относительно, как и зависть его соседа! И как же я боюсь, что мы это не успеем сделать… Да, мои мысли не идеальны, то есть не совершенны! Но по своей природе я принадлежу именно к идеалистам, которые хотят построить самое справедливое на свете общество! При этом я понимаю, что они самые страшные люди на земле, потому что идут к своим целям любыми способами по трупам своих современников! Но поэтому я и предлагаю вершить все мной сказанное тебе, который твердо стоит на земле и который три раза подумает, прежде чем что-то изменит и кого-то тронет!

— Да где это видано, чтобы человек сам отказался от богатства?