— Тетиву спустить дело нехитрое, — угрюмо покачал головой Дмитр. — Но немыслимо из трех самострелов весь десяток посечь одним махом! В одного попасть и то надо уметь, мальцы на сие дело не способны. А что же ветлужцев Якун с остальными не остановил? Одно дело — самим на щит весь брать, а другое — спину нам оборонить.
— Оборонить… А нечего было силком других в бойню втягивать! Никто из оставшихся в сечу не желал лезть, как бы вы их ни пихали. Тем более что к ветлужцам из леса еще помощь подошла, пока вы там пререкались… А уж при раскатах грома так и вовсе все окаменели да креститься начали! Якуна же к тому времени гирькой уже приголубили, дабы распрю меж своими не учинял. Сразу в беспамятстве и свалился.
— Кузьма сподобился?
— Как бы не так… Якун его к себе не подпустил бы. — Захарий поерзал на жестком сиденье лавки, прокашлялся и кивнул на стоящего рядом Завида: — Вот, погляди на этого храбреца, он и выпростал свою гирьку, вначале вызвавшись вас поддержать… Да не гляди ты волком! Прав он был! Надо было пресечь сие гибельное дело, учиненное Якуном! Еще бы пораньше, тогда и вас успели бы отозвать, и не попали бы вы под гнев небес…
— Ладно, как ни ряди, а уж если пошло все наперекосяк, тем же и кончиться должно было. — Дмитр оценивающе посмотрел на владельца гирьки. — Ты, отрок, одно лишь скажи: твоя в этом корысть какая? Якун же тебя со свету сживет, коли повстречаетесь…
— Мальцов тех жалко было, — отвернулся в сторону Завид. — Я с ними целый день провел, они мне как… ну как младшие братья стали! А вы бы их посекли…
— Разве что под горячую руку попались бы — мы же не нехристи какие, совесть имеем. Хотя… раз они с самострелами были, то посекли бы, своя жизнь дороже. Добрая душа твоя, значит, все дело загубила. Ладно… А что это ты с ними сроднился так?
— Разве это словами обскажешь? Сначала повязали меня как щенка малолетки эти. Сворой навалились и повязали. Но зато потом ни словом, ни взглядом не обидели, лишь смешили всю дорогу. Кто так с пленником поступает? А еще и на игрища свои взяли. Ты, Дмитр, не думай, я на детские забавы давно не смотрю, — стал торопливо оправдываться Завид. — Но игра в мяч ох и завлекает!
— Что за чудо такое?
— Мяч-то? Ну, он как голова, только легкий, из кожи, набит сухим мхом. Его в ворота надо загнать, но условия на это есть — руками мяч трогать нельзя и друг дружку бить тоже. А в остальном делай что хочешь… Что там двое вытворяли! Всю поляну прошли, мяч меж собой пиная так, что он ни разу на землю не упал! Я попробовал потом, так только насмешил всех! Однако похохотали и стали учить чеканить…
— Хватит! Уймись, Завидка! — начал смеяться Дмитр. — Мало того что слов от них нахватался каких-то, так тебя еще и понесло, как обычно, не остановить… Головами играют, будто звереныши, надо же такое выдумать! Все, хватит! Будет, я сказал! Захарий Матвеич, ты лучше скажи, кто из наших остался в живых?
— В живых? Пятеро в целости остались, что ушкуй охраняли, да несколько из тех, кто после первой стычки уцелел. Раненых с тобой полтора десятка наберется, из них ты самый тяжелый был. А почти с десяток преставились… — Захарий небрежно, будто отбывая повинность, перекрестился и продолжил: — Всякие раны были, но в основном ветлужцы душу отвели, когда к воротам бежали. Многие после грома подниматься стали, вот их и…
— Сам бы не так сделал? — вопросительно поднял глаза Дмитр, увидев, как купец махнул крест-накрест ребром ладони, будто вычеркивая из жизни заблудших соплеменников.
— Как без этого, своя рубаха ближе к телу… Ладно, Бог всех рассудит! А мы потом выпьем за помин их души, хотя я, кроме тебя и кормчего у Якуна, близко и не знал никого. Радоваться надо, что выживших у вас много осталось. Тех, кто в беспамятстве был или просто под горячую руку не попал, повязали почти сразу, а потом даже и лечить вздумали.
— Для чего лечить? Чтобы порешить потом? Ты, Захарий, обещай мне…
— Успокойся, не поубивают вас. Сговорились мы насчет виры… за всех, кроме тебя. Потому и сижу ныне у ложа твоего.
— Вот как? Значит, одного меня им достаточно? — Дмитр устало запрокинул голову и уставился в потолок. — Чем же я их прогневил, что они не голову Якуна потребовали, а мою? И сколько он за свою шкуру не пожалел отдать?
— Насчет тебя нам не все ясно, но казнить тебя не будут, это точно. Правда, сначала они опять хотели всех на сук повесить, но как раз прибыли их вои во главе с воеводой из Суздаля. Он и упросил собравшийся копный суд по-другому поступить.
— Копа? По старине судят, значит… А сколько воев? Не соврали нам, что и впрямь в этой веси целая сотня наберется?
— Не соврали, четыре воинских десятка пришло на лодьях больших, а болтают, что это еще не все… Уж не знаю, как они в деле, но прибывшие вроде на вид справные.
— И чего этот воевода от нас потребовал?
— Потребовал? По десятку гривен серебра выкуп с каждого. Ну и некоторые доспехи они к рукам прибрали, конечно.
— Эк они хватили, это кто им такое отдаст? — Дмитр, несмотря на слабость, натужно засмеялся. — Легче новую рать привести, дабы отбить родичей, или новых воев нарожать…