Вера подумала, что ничего «такого» Илья не позволял себе и в Верино отсутствие, однако комментировать это вслух не стала.
– А где бабушка? – спросила она, поставив чайник на плиту и открывая холодильник.
– К ученице поехала.
Римма Витальевна занималась репетиторством, обучая детишек классическому вокалу. Отец не был доволен тем обстоятельством, что старой женщине приходится самой ездить к своим ученикам, но ничего не попишешь: детки были ещё слишком малы, чтобы в одиночку разъезжать по городу. А деньги, которые выручала Римма Витальевна за своё репетиторство, были весомым вкладом в бюджет семьи, и отказаться от него было бы неблагоразумно.
Семья Громовых вообще переживала не самые лёгкие финансовые времена. Отцу с мачехой месяцами не выплачивали зарплату. Отцовский НИИ уже давно балансировал на грани закрытия. Жили, по большому счёту, на бабушкины средства – её скромные заработки и пенсию.
В начале года Римма Витальевна собиралась было сделать выгодное, на её взгляд, вложение – приобрести акции АО «МММ». Она, как и миллионы её сограждан, вдохновилась незамысловатыми телевизионными роликами о Лёне и Рите Голубковых. Отец тогда ей этого не позволил, и они несколько дней подряд страшно ругались, отказываясь понимать друг друга.
– Мама, ну это же мошенничество чистой воды! – бушевал Громов. – Как ты не понимаешь, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке! Новые сапоги, машина, дом в Париже… Это же утопия! Ты веришь этой кустарной самодеятельности?
– Ну почему – самодеятельность? – Старуха пожимала плечами. – Вполне узнаваемые персонажи, такие характерные, простые россияне…
– Примитивные ролики про быдло! – психовал отец. – И снятые для быдла!!! Мама, неужели тебе отказал вкус? Твоё чувство прекрасного?
– В этой стране, сынок, уже много лет не происходит ничего прекрасного, – вздохнула Римма Витальевна.
– Ты прекрасно знаешь, мама, что у нас есть возможность поменять «эту страну» на другую, – раздражённо высказался Громов.
Это было правдой. Один из крупнейших университетов американского города Портленда давно уже предлагал ему место, хорошее жалованье, грин-карту и даже оплату съёмного жилья для всей семьи. Такие выдающиеся учёные, как Александр Громов, были очень нужны Соединённым Штатам. Но Римма Витальевна упёрлась и наотрез отказалась ехать.
– В мои годы так резко менять место жительства?! Ни за что. Я люблю Москву, я привязана к России… К тому же я учила французский и немецкий языки, английского не знаю. Буду там дура дурой! Нет уж, сынок. Если тебе этого хочется – поезжай. Я удерживать не стану. Но от меня подобного не жди. Я родилась в России, все мои предки тут похоронены, так что я умру только здесь, на Родине – и точка!
Александр скрипел зубами. Он давно уже не питал иллюзий относительно будущего своей страны, но эмигрировать без матери казалось немыслимым делом. Невозможно было бросить её здесь одну… И значит, всё оставалось по-прежнему: серо, глухо и безысходно.
Впрочем, в одном Римма Витальевна сыну тогда всё-таки уступила и акции приобретать не стала, чему впоследствии только порадовалась: уже в августе главу акционерного общества Сергея Мавроди арестовали. Все бумаги «МММ» резко обесценились. По стране прокатилась волна самоубийств. Официальным следствием называлась цифра в десять тысяч пострадавших, но на деле количество обманутых вкладчиков исчислялось миллионами.
Итак, семья Громовых переживала если не бедственное, то, во всяком случае, крайне стеснённое в средствах положение. Бабушка активно подрабатывала репетиторством. Отец уже несколько раз в приступе отчаяния собирался оставить свой институт и пойти на более простую работу – например, охранником, или продавцом в ларьке, или даже грузчиком. Но всякий раз что-то его удерживало. Словно это была последняя грань, преступив которую, он перестанет быть самим собой. Мачеха пыталась наладить собственный бизнес – съездила пару раз в Польшу за товаром, но распродать его толком так и не смогла, и по всей квартире потом ещё долго были расставлены клетчатые сумки, о которые спотыкались домочадцы и взирали на них с неловкой тоской. Впрочем, Снежная королева была не единственной в череде женщин, которые потеряли страну под названием Советский Союз, а новую пока так и не обрели, болтаясь в неизвестности и неопределённости. Как много теперь было среди её сверстниц и приятельниц (бывших научных сотрудников, доцентов, искусствоведов) – ресторанных посудомоек, уборщиц и челночниц! Всегда такая ухоженная, стильная и красивая, мачеха в девяностые как-то резко постарела. Обозначились морщинки у глаз, светлые волосы отливали не столько золотистым «блондом», сколько пегой сединой. Она почти перестала улыбаться, а вот раздражаться начала намного чаще. Не только Вера – даже родная дочь, Дина, старалась не попадаться ей лишний раз на глаза, чтобы не влетело.
Не успела Вера налить себе чаю, как примчался взбудораженный Илья.
– Верунчик! Я за тобой. Собирайся, на концерт идём! – выпалил он с порога, забыв поздороваться.