Вьетнамская жар-птица

Марк выглядел вконец запутавшимся. Эта нелепая корона на голове, которую он так и позабыл снять, придавала ему трагикомичный вид. Вере стало его жалко.

– У нас ничего нет с мистером Бэнксом, – выдохнула она. – Только это не значит, что у нас может что-то получиться с тобой, Марк. Прости… Я не люблю тебя, вот и всё.

Вырвав свою руку, она развернулась и спокойно зашагала прочь.

– Грёбаная сука! – в яростном бессилии заорал он ей вслед, а затем, прислонившись к стене, беззвучно заплакал.

Нью-Йорк, США

2000 год

Вера обожала бывать в Центральном парке. Обычно в выходной она брала с собой покрывало и хорошую книгу, покупала незамысловатую еду в аптеке и часами валялась на траве Овечьей лужайки, дыша свежим воздухом. Належавшись и начитавшись вволю, она принималась просто бродить по парку, любоваться цветущей сакурой и магнолиями… Ходила она и на Земляничные поля, чтобы в очередной раз взглянуть на мемориал Джона Леннона и убедиться, что фанаты регулярно выкладывают на нём знак «пацифик» свежими цветами. Вера гуляла по парку до самого вечера, и ей совсем не было скучно одной.

Ещё ей нравилось подниматься на крыши небоскрёбов. Её любимой смотровой площадкой была Эмпайр Стейт Билдинг. Вид на город в лучах заката открывался просто потрясающий!

Домой она возвращалась поздно вечером, но всё равно соседка по съёмной квартире («руммейтка», как Вера её называла) приходила, как правило, ещё позже, причём часто не одна, а с очередным кавалером. Звали её Тори Уилкс; она была не только Вериной сожительницей, но и однокурсницей в Tisch School of the Arts – Школе искусств Тиш при Нью-Йоркском университете. Школа готовила будущих специалистов в области теле– и кинопродюсирования, актёрского мастерства, танца, вокала и других сфер искусства.

Вообще-то, и Вере, и Тори полагалось место в общежитии, поскольку обе они были иногородними студентками. Но девушки категорически не желали жить в общаге. Вера – потому, что любила тишину; ей вообще требовался покой для того, чтобы сосредоточиться; да и отец был против, полагая, что все студенческие общежития – это прибежище разврата. А Тори – потому, что всех своих многочисленных ухажёров ей проще было приглашать в квартиру, а не в общежитие. С самого первого своего дня в Нью-Йорке она задалась целью непременно выйти замуж за местного парня, причём не абы какого, а красивого, респектабельного, обеспеченного и романтичного, и теперь не проходило и дня, чтобы Тори не отправлялась на свидание с очередным кандидатом в мужья. Несмотря на бурную личную жизнь, Тори не особо мешала Вере – благо у каждой из девушек имелась отдельная спальня. Вдвоём всё-таки жилось веселее, да и платить за квартиру пополам было проще. Хотя у Веры и так не было с этим проблем – папа ежемесячно переводил ей неплохую сумму «на жизнь». Это не считая платы за учёбу, которая составляла двадцать пять тысяч долларов в год. Отец словно откупался от неё таким образом, компенсируя своё родительское несовершенство.

Вера искренне привязалась к своей руммейтке и с удовольствием слушала её забавную болтовню. Эта девушка из Техаса производила на мужчин завораживающее впечатление – глазки голубые, кудри золотые, пухленький ротик и обманчиво наивное личико. Однако в её хорошенькой головке не было места для возвышенной лирики – встречая каждого нового парня, она моментально оценивала его по собственной шкале достоинств и делала вывод, стоит ли в принципе иметь с ним дело.

– Какая досада, – рассказывала она Вере после очередного неудачного свидания, – представляешь, Джек всем хорош, и зарабатывает неплохо, и симпатичный… Но – совсем не любит Нью-Йорк! Мечтает в скором времени купить домик, чтобы переехать из сити в пригород. Да я с ним там с тоски сдохну! Ненавижу эту провинциальную жизнь!

Или:

– И вот смотрю я на него и думаю: в чём подвох? Внешность – как у Брэда Питта, собственный бизнес, машина, апартаменты… Начинает раздеваться, там тоже всё ОК, тело спортивное – натуральный Аполлон! Ну, тут я совсем напрягаюсь, потому что не может красивый и богатый мужик, к тому же не гей, а натурал, быть одиноким. И что ты думаешь?! Он снимает, наконец, трусы, и я вижу трёхсантиметровую закорючку!!!

Тори частенько подтрунивала над Верой, называя её затворницей за то, что та не любила тусовки, клубы и прочие молодёжные развлечения. «С такой внешностью, с такими данными, – сокрушённо восклицала соседка, качая головой, – ведёшь жизнь натуральной старой девы!»

Вечеринки, которые так любила Тори, оставляли Веру равнодушной. Впрочем, иногда она уступала-таки уговорам и отправлялась вместе с руммейткой на какую-нибудь party. Правда, особого удовольствия эти вылазки ей не приносили, но развеяться время от времени было полезно. Отступали мысли о России, о Портленде, о бабушке и отце, по которым она сильно скучала, и… о мистере Бэнксе. Прошло уже два года после окончания школы, а учитель по-прежнему снился ей ночами, и она просыпалась со сладкой и щемящей тоской в сердце…